Подружка с того света (Продолжение)

Её волосы цвета пламени ада!

– Идем! – бабушка тянула Агидель за руку, торопясь побыстрее оказаться в лесу, прежде чем княжеская кавалькада выйдет за ворота.

Князь еще молод, горяч и неразумен. А потому легко идет на поводу того же Далебора. А уж тот скор на расправу, попадись на пути. Недолюбливал он Азовку, считая ее продавшей душу темным силам, хотя и не брезговал обращаться в случае недуга. Или же когда искалеченная нога не давала уснуть, непременно заходил за отваром, способным унять боль.

Вздохнув, Агидель подхватила корзинку и поспешила за бабушкой.

Через час им пришлось торопливо прятаться в небольшом осиннике. Князь с дружинниками на холеных лошадях могли попросту «не заметить» их. А кто будет горевать о какой – то старухе с безродной девочкой, неудачно угодивших под копыта. Никто. Да и некому.

Справа от Бурислава скакал Мирогнев. Он успел – таки заметить Агидель. Особо и не торопившуюся спрятаться. Глянув на княжича, улыбнулся, поняв, что тот занят самим собой и всецело поглощен мыслями о предстоящей охоте. Сзади, сдерживая коней (негоже впереди князя), ехали сокольники и дружинники, приставленные для охраны.

Возглавляли колонну дядька Благомир[1] и Тихомир[2], сокольничий – худой до невозможности старик с большим носом и бельмом на правом глазу. Седые жиденькие волосы и усы, непременно вызывали улыбку. Но открыто подшутить над Тихомиром мало кто решался. Внешний вид был обманчив, Тихомир обладал недюжинной силой и мог на спор даже поднять быка. На левой руке у Тихомира сидел белый сокол. Только Мирогнев и мог позволить повеселить княжича, копируя повадки старшего сокольничего, да и то с опаской. И сейчас он довольно точно повторил нервные подергивания головы Тихомира, зорко высматривающего единственным глазом голубые просветы между облаками. Бурислав, глядя на уморительные выходки Мирогнева, хотел было рассмеяться, но застеснялся. Все же сообразил, Мирогневу можно, ведь он просто отрок, хотя и старше него на год. А вот ему, князю, так себя вести негоже. К тому же Тихомир обещал, что научит, как запускать соколов и даст ему пустить красавца Булата со своей руки. Потому сердце Бурислава замирало в предчувствии праздника. Ведь это была его первая охота.

Вот от взгляда Тихомира не укрылось стремительное бегство старухи с внучкой, но он ничего не сказал, только нахмурил свои белые брови и покачал головой.

Оглянувшись назад, Бурислав окинул взглядом едущих следом всадников и важно нахмурил брови. Пора было принимать решение. Ведь он князь, а значит он и должен объявить начало охоты.

Тихомир резко осадил коня и оглянулся.

«То самое место!» – понял Бурислав намек Тихомира. – Стоять! – уже голосом отдал приказ Бурислав.

– Стоять! Всем стоять! – замахал руками Василько[3] – Приехали!

Дружинники разъехались в стороны, оцепили широким полукругом место, где остановился князь. Со стороны казалось, что они со скучающим видом осматривали расстилающееся перед ними поросшее камышом болото, но руки их привычно лежали на положенных поперек седла луках, со стрелой наготове. Расслабляться и скучать им никак было не можно.

– Зришь, княже, – Тихомир наклонился к Буриславу и по – стариковски прищурившись шептал. – вот в таких болотах самая птица и есть.

– Что дальше? – Бурислав был нетерпелив.

– Пугнем из лука, а как птички взлетят, так и выпустим соколов.

Тихомир смотрел выжидающе в лицо князя.

Бурислав хотел было сказать что – то в ответ, но во рту у него пересохло от волнения. Не желая показаться смешным Бурислав лишь кивнул утвердительно.

Булата подарил юному князю хан Тохташ. Подарил еще летом, когда ездил с отцом в Орду. Но все как – то не представлялось случая опробовать ханский подарок в деле. Булат, видимо, чуял уже, несмотря на закрывающий глаза колпачок, что предстоит охота. Он нервно пощелкивал клювом и вертел во все стороны головой, нетерпеливо перебирал лапами.

– Ну, с Богом, – Тихомир, распустив узелок, отвязал лапку Булата от своей левой руки.

Другие сокольники, освобождая от пут своих соколов.

Тихомир резко махнул правой рукой.

Один из сокольников натянул лук и пустил пронзительно свиристящую стрелу со свистком. В камышах тут же поднялся шум хлопающих крыльев, а в следующий миг над камышами взлетела целая стая селезней.

У Бурислава невольно появилась азартная улыбка. Не сдержав переполнявших эмоций, даже привстал в седле.

– Пускай по одному! – приказал он, держав готовый сорваться крик.

Один за другим в небо взлетали быстрые живые молнии. Набрав высоту, они камнем кидались вниз и безжалостно били мечущихся над болотом селезней. Некоторые утки, падали прямо в болото. Никто не заметил Агидель, спрятавшуюся под большим сухим пнем и закрывшую ладошкой рот, сдерживая плач. Совсем рядом тяжело дышала серая птица с неестественно вывернутым крылом. Черное око, медленно затягивающееся мутной пеленой, смотрело прямо на девочку, которая с ужасом наблюдала как жизнь медленно покидает тело раненой птицы.

Бурислав ликовал. Соколы, если удавалось удержать добычу в когтях, стремительно пикировали каждый к своему сокольничему, бросали у ног его коня окровавленных уток и селезней и садились на подставленную руку.

– А когда же Булата запускать будешь, дяденька Тихомир?! – полюбопытствовал неугомонный Мирогнев.

– Скоро, скоро… Сперва запах крови пущай почует.

– Ну, кажись, самая пора. – Тихомир протянул руку и сокол перебрался на княжью перчатку.

Бурислав, снял с головы Булата колпачок, замахнулся и бросил его в небо.

– Да – а… – только и выговорил Бурислав.

А Мирогнев открыл от удивления рот. Булат камнем падал на испуганно мечущихся над болотом селезней.

Возле молодого князя лежало уже пять тушек, но он вошел в раж. Бурислав запускал Булата снова и снова, смотрел на стремительные атаки и, кажется, сам летал вместе с ним.

– Довольно. – Тихомир позволил соколу перебраться к себе и вновь одел колпачок на хищника.

– Почему?! – удивился Бурислав.

– Нельзя так сразу…

Бурислав нехотя вынужден был согласиться. Уважение к старшим все же оставалось. Даже у князя.

– Хороший подарок сделал мне Тохташ. Надобно и мне в ответ тоже какой – нибудь подарок сделать.

Услышавший это Благомир как – то странно хмыкнул. А Мирогнев посмотрел на Бурислава удивленно.

– Ты что же, не ведаешь еще?..

– Чего не ведаю?

– Ну, про хана Тохташа…

– А что я про него должен знать? – пожал плечами Бурислав. – Неплохой дядька, даром что хазарин.

– Да помер он, Тохташ твой. Ты че, вправду не слыхал еще?

– Нет, – Бурислав удивленно уставился на Мирогнева. – Ты – то откуда?

– Да мне Василько говорил давеча. Я думал, он и тебе…

– Отчего помер – то?

– От потери крови.

– Как это?

– У них снова война была. Да они завсегда между собой бьются. Из Большой степи пришел какой – то татарин, ну и Тохташа нашего того… – Мирогнев сделал выразительный жест большим пальцем по горлу.

– А Тохташ даже не бился?! – недоверчиво спросил Бурислав.

– Отчего же, бился. Славно бился. Да с тремя стрелами в пузе особо не повоюешь. А потом всю семью его вырезал. И всех деток. Даже бабку его, Найджелу не пощадил, тоже прирезал. Ну и народа тьму положил…

– Хорошая смерть. Не позорная. А детей – то за что?

– Как за что? Что б некому мстить было.

– Чего ж хорошего? У нас теперь другой хан. Только имени его не запомнил. Надо будет снова Василько спросить…

Бурислав хорошо помнил лицо Тохташа. Толстые губы, усталые, но пронзительные глаза. Особенно запомнились пухлые пальцы, сплошь унизанные разноцветными перстнями. Когда он беседовал с отцом, непременно гладил Бурислава по голове и приговаривал:

– Якши, якши бола…

Буриславу почему – то было страшно стоять рядом с Тохташем, сдерживая рвоту от запаха смеси конского пота и каких – то благовоний.

– А верно ли Василько сказал? – с надеждой в голосе переспросил Бурислав.

– Вернее некуда. – беззаботно кивнул Мирогнев.

– Тогда домой! – Бурислав сдержанно выдохнул.

Ожидая ответ, он даже не дышал. Тронув коня, направил его вдоль болота. Кажется, туда упал один селезень, не замеченный сокольничими.

Тихомир поспешил обогнать князя, прикрывая от любой опасности. К седлу была приторочена целая связка убитых Булатом птиц и кровь капала прямо под ноги княжеского коню.

Бурислав пришпорил коня, не замечая ничего вокруг. Облака стремительно понеслись вперед и в следующий миг он тяжело ударился об землю. Умное животное, в отличие от своего хозяина, заметило неожиданное препятствие. И не хотело причинить вред человеку.

Агидель, а это была она, забыв подобрать оброненную корзину со сбором, старалась как можно быстрее оказаться под защитой редких деревьев.

– Княже! – на ходу соскочил с лошади Тихомир. – Да как же так… Взять ее.

Девочке некуда было деваться. Да и на двух ногах она бегала явно медленнее, чем всадники на четырех.

Обратите внимание: За минуту до полуночи (продолжение)..

Полукольцо сжималось. Свистнула плеть, но не достигла своей цели. Вернее, пришлась на другую. Азовка стеной встала, закрывая собой единственную внучку. Она стойко перенесла удар. Лишь стиснула зубы и смотрела исподлобья на дружинника, поднявшего руку на ребенка.

– Да то ж ведьма! – вырвалось у обидчика невольно и сердце замедлило свой ритм.

Уж очень много слухов ходило об этой старухе и теперь он судорожно соображал, что же делать дальше. Сомнения развеял приказ Бурислава.

– Не нам судить. – остановил уже занесенную для очередного удара руку. –Мы не тати. Правду блюсти должно.

Азовку с внучкой споро связали, хотя особой нужды в этом не было. Они не собирались бежать. Да и не смогли бы при всем желании. Впрочем, им и некуда было бежать. Где бы они не объявились, их ждала неприязнь людей, непонимание и страх. Несмотря на то, что многие втайне все еще продолжали молиться старым богам, на людях, осеняя себя крестом, тем не менее новая религия набирала силу и последователей. А инквизиция (хотя это слово появится гораздо позже) недаром ела свой хлеб.

Суда, как такового, не было. Три дня Агидель с бабушкой продержали в холодном амбаре, а утром на четвертый день их вывели на площадь перед теремом князя.

Суровый екзарх[4] в длинной рясе откинул капюшон, явив взору череп без единого волоска, обтянутый пергаментной кожей с пигментными пятнами. Скрипучим голосом равнодушно, как давно решенное и не требующее доказательств, зачитал целый ряд якобы преступлений, в которых обвинял Азовку и ее внучку. Помимо падежа скота, нескольких пожаров и засушливых дней, они обвинялись в попытке убить князя Бурислава.

Азовка стояла прямо, хотя и видно было, что давалось это с трудом. Возраст все же давал знать. Агидель, не понимая сути происходящего жалась к бабушке и как затравленный зверек озиралась по сторонам.

Вокруг были знакомые лица, но ни на одном нельзя было прочитать ни сочувствия, ни жалости. А ведь многим из присутствующих на площади Азовка помогла. И не раз. И в непростых делах. Как же быстро меняют люди свое отношение, забывают добро, а в итоге на первый план выходят только страх и… банальная зависть.

– …от имени князя Бурислава. – при этих словах Азовка выпрямилась, прижала к себе внучку.

Она смотрела прямо в глаза своих недавних соседей. И те отводили взгляд, едва их глаза встречались. Другим даже было стыдно смотреть ей в глаза. Они смотрели на заготовленный костер. Именно на нем и предстояло в мучениях отойти в Навь, «уличенных» в колдовстве.

Рев толпы, заглушил последние слова приговора, но и без того было ясно, что судьба рыжеволосых давно решена. И ничто не повлияет на счастливый исход. Любая толпа требовала зрелищ. И это развлечение готова была дать набирающая силу новая Вера, пусть и таким жестоким способом, осуждаемой самими писанными канонами этой самой новой религии.

Но кто мог не согласиться с инквизитором, поспорить, задать неудобный вопрос? Сам князь не мог читать, а потому слова новых служителей Храма воспринимались на веру безоговорочно.

– Имеется ли здесь имеющий речить[5] слово в защиту приговоренных?

Над площадью зависла звенящая тишина. Каждый незаметно осматривался кругом, в глубине души надеясь увидеть отчаянного храбреца, осмелившегося выступить против новых устоев.

И такой нашелся.

Мирогнев.

Мирогнев медленно вышел, постоянно оглядываясь назад, словно ожидая поддержки от своих друзей. Но никто не решился посмотреть ему прямо в глаза.

– Зрю, многие усмехаются надо мной. – Мирогнев не растерялся. – Мол маловат годами. Да разумом не вышел. Да, это так. Но и мнение свое имею.

– Скоро каждый отрок свое мнение молвить будет. – Мирогнев узнал голос Далебора и внутренне сжался.

– Мы же не твари бесправные, да бессловесные! – смог – таки посмотреть прямо в глаза Далебору. – Не тебя ли, Далебор, Азовка от недуга не раз избавленье давала?

– Было такое? – признал Далебор, опустив глаза.

– К кому же теперь обратишься, коль нужда придет?

Далебор молчал, потом шагнул назад, в толпу.

– Я не ведаю, истинно ли то, что говорят про ведовство, прошу лишь об одном, княже. – повернулся к Буриславу. – Если то возможно, сохранить жизнь, вспомнив все те добрые дела, оказанные Азовкой, которые явно перевесят все обвинения, оглашенные сегодня.

– Приговор окончательный… – шагнул вперед монах, но замер, остановленный властным жестом князя, который кивнул, давая знак Мирогневу продолжать.

– Не за меня молви, за внучку! – будто совсем рядом услышал Мирогнев слова Азовки. – А меня давно Навь ждет. А может Правь, або Явь.

– Коль так, то молю тебя княже, – тряхнул головой, приводя мысли в порядок. – отроковица не повинна в делах своих родичей. Как никто из вас, – Мирогнев обвел рукой толпу. – не в ответе за грехи отцов и дедов. Или все вы без греха? Не верю. – горько усмехнулся своим мыслям. – Я сам порой достоин порки. Но не костра же!

Из толпы донеслось несколько смешков.

– Я услышал тебя. – Бурислав встал, поправил плащ, оттягивая время принятия решения. – Каждый заслуживает прощения и шанса на искупление. Властью, данной мне народом, во избежание колготы[6] та смуты, право маю исповедати[7] живота[8] сохранити сей отроковицы. Агидель может жить в своей избе, либо оставить сей погост и уйти куда желает. Препятствий в этом ей чинить не станут. Оле[9]… – Бурислав смотрел на Мирогнева. – С сего дня в ответе за не ты. Мирогнев. И ответ держать придется. Дабы не допустить отай[10] и далее занятия ведовством, мое слово таково – след зазрить[11] всякого, вставшего на сей путь, а уличенного в деяниях след живота гонезе[12]. Судьба же Азовки – решена.

Екзарх недовольно скривил тонкие губы, но возразить князю не решился. Еще не так сильна была новая церковь в этих краях, могли запросто на осине повесить или принести в жертву еще памятным старым богам. Он ловким ударом ножа освободил от пут Агидель и подтолкнул ее к Мирогневу.

Мирогнев вздохнул с облегчением, вновь услышав прямо в голове слова благодарности, приговоренной к смерти. Бурислав с достоинством сел на место. Сейчас, своим решением он показал себя не по годам мудрым и дальновидным правителем. И милосердным.

– Ведьма! – взорвалась толпа в предвкушении зрелища.

– На костёр ее! – со всех сторон доносились сперва нерешительные крики.

А затем в людей словно бесы вселились.

– Смотрите, её волосы цвета пламени ада! – завопила какая – то женщина.

– На костёр!

– Нешто, всех погубит!

– Вот зараза!

Мирогнев не мог понять, откуда такая злоба. Еще вчера никто бы не посмел бросить такое в лицо Азовке. Сейчас же…Бесновалась толпа, предвкушая встречу со смертью. Люди толкали друг друга, давили, стараясь подойти как можно ближе к месту предстоящей трагедии, где огонь уже подбирался к ногам Азовки, жадно пожирая сухие дрова и хворост.

– Именем Бога… – шептал екзарх, сжимая большой крест на толстой цепочке.

Неистовство ясно читалось в его безумных глазах. И ненависть. И ненависть в искажённых гримассами лицах, желающих увидеть страх в глазах Азовки.

Старая женщина словно прочитала их мысли и, превозмогая боль, бросила в толпу:

– Не дождетесь! Вы не увидите мой страх! Мои боги со мной.

Мирогнев попытался увести девочку подальше от места казни, но Агидель не сдвинулась с места.

Она смотрела, а глаза наполнялись слезами.

– Моя хорошая, мне совсем не больно! – Мирогнев слышал слова Азовки, адресованные внучке. – Помни, я всегда буду рядом.

Азовка смотрела на Мирогнева, улыбнулась.

– Ты сделал все что мог, даже больше. И я зело благодарна тебе. – никто ее слов не слышал, даже губы Азовки были неподвижны. – Не скажу, что будущее ваше безмятежно, но что задумали Боги, неведомо для простых смертных. Знаю лишь, что каждому воздастся по заслугам его. Позаботься о ней…

– Я обещаю…

Бабушка Азовка продолжала говорить. Но Мирогнев уже не слышал ее. Да и не ему было предназначены последние слова приговоренной.

– Отдаю свою силу, тебе моя отрада, всю без остатка. – пламя уже охватило одежду Азовки, лизало ее рыжие локоны, не отличимые от цвета огня. – Не забудь никогда, что видела сегодня. Умираю спокойно, зная, что было всё не напрасно! Отомсти за меня! Их же священным огнём!

– Я отомщу! – Агидель так сильно сжала пальцы в кулачки, что выступила кровь.

Мирогнев стоял рядом, положив ладонь на плечо девочки, не зная, как себя вести. Ему самому было не по себе видеть страдания старой женщины, но оставить девочку наедине со своими страхами и сомнениями было выше его сил.

– Ведьма! Ведьма! – расходясь, шепталась толпа.

А у ведьмы улыбка была на губах.

Лишь Агидель и Мирогнев остались стоять на площади, когда костер совсем прогорел.

– Ты куда? – попытался придержать девочку Мирогнев.

Агидель отважно сунула руку в горячую золу и что – то сжала в кулачке. Разжав пальцы, дунула на серый предмет, не тронутый пламенем.

– Вот те на! – удивился Мирогнев.

Изящный амулет, вырезанный из корня ясеня – крест, вписанный в круг и оплетенный веточками с резными листочками.

– Что это?

В ответ Агидель как – то загадочно улыбнулась и пожала плечами.

– Еще не пришел час…

– Для чего? – не понял Мирогнев.

– Для встречи в лучшем мире!

– А это где?

– Закрой глаза. – Агидель прижала на удивление холодную ладошку ко лбу.

Мирогнев послушно выполнил просьбу. Темные тучи разметало неведомым ураганом, перед взором появился маленький светлый проблеск, медленно увеличивающийся в размерах. Очень скоро Мирогнев стал различать какие – то огромные строения из камня, из окон которых струился яркий свет, потом странные повозки без лошадей, людей в странных одеждах…

– Александр! – резанул слух знакомый голос, но Агидель стояла рядом и молчала. – Мы еще встретимся!

И видение разом пропало, будто и не было ничего вовсе.

[1] Благомир– древнеславянское мужское имя, имеющее значение приносящий благо.

[2] Тихомир – древнеславянское мужское имя, имеющее значение скромный.

[3] Василько– древнеславянское мужское имя, имеющее значение царский.

[4] Екзарх - духовное лицо, обличенное особой, высшей властью.

[5] Речить – говорить. Молвить.

[6] Колгота – ссора, неурядица.

[7] Исповедати - приказать, рассказать.

[8] Живот – жизнь, имущество; душа; домашний скот

[9] Оле - однако, но

[10] Отай - тайно, скрыто.

[11] Зазрить - порицать, хулить, осуждать.

[12] Живота гонезе - жизни лишить.

Без комментариев не уходите. Подписчики так же не помешают!
С уважением Владимир.
#vladimirzhirov
#книгиvladimirzhirov
#прозаvladimirzhirov
#творчествоvladimirzhirov

Больше интересных статей здесь: Мистика.

Источник статьи: Подружка с того света (Продолжение).

Система комментирования SigComments