Пришла беда, началась война! Едва услышав о нападении Германии на СССР, отец с матерью стали собирать вещи. Совсем недавно нам выделили большой угол в рабочем бараке при швейной фабрике, много сил ушло, чтобы сделать его пригодным для жилья и вот приходится уезжать. Отец решив, что в такой момент в деревне будет легче выжить, отправлял нас с матерью к родственнице. Собрав все, что мы могли унести, проводил к окраине города. Пойти с нами он не мог, был приказ эвакуировать фабрику, а так как он там работал водителем, то был очень нужен. Два дня мы шли пешком, иногда вместе с другими людьми, которые бежали от войны, иногда в одиночестве, наконец, прибыли. Разместившись в небольшом домике, стали ждать отца, помогая родственнице по хозяйству. Прошёл месяц, потом ещё один, однажды ночью я услышал, как мама плачет. Соскочив со своего места, увидел отца, он крепко обнимал маму. Досталось и мне отцовских объятий, крепких, мужских. Собравшись за столом, слушали рассказ отца. С его слов всю фабрику вывезти не удалось, немецкие самолёты разрушили мост, что смогли, затопили в реке, остальное ломали, как могли. Наверное, отец многое не рассказал при мне, но с мамой они проговорили до утра. Началась тревожная жизнь, отца я видел редко, неделями его не было, приходил ночью и то ненадолго.
Осознание чего-то страшного, ко мне двенадцатилетнему мальчишки пришло позже. Даже немецкие солдаты хозяйничающие в деревне не вызывали у меня страха, мне казалось что они перезимуют и уйдут. Однажды ночью меня разбудил шум в большой комнате, выглянув из-за занавески, увидел, как незнакомые мне мужчины осторожно опускают двоих в подполье, отец сидел за столом, его левая рука висела, чуть не касаясь пола, с неё капала кровь. Родственница принялась резать длинное полотенце, одним из отрезов перевязала отца, остальное отдала матери, которая с ведром воды спустилась в подполье. Заметив меня, отец подозвал к себе, здоровой рукой обнял мою голову, гладил её и молчал. Находясь в забытье от увиденного, я не сразу понял, что отец и другие люди ушли, повинуясь матери, схватил тряпку и стал смывать следы сапог и кровь с пола. Через неделю ко мне на улице подошёл мужчина, я его знал, это был отец моего уличного товарища, он ходил по деревне с винтовкой и белой повязкой на рукаве. Заговорив о наших детских шалостях, как бы ненароком спросил, есть ли у нас в доме посторонние, я сделал удивленное лицо и заявил, что самим есть нечего, зачем ещё кого-то кормить? С трудом сдержал себя от того, чтобы тот час бросится к матери и всё рассказать, лишь когда мужчина скрылся из виду, я припустился домой. Выслушав меня, родственница заплакала, а мама собрала какие-то вещи в небольшой узел.
Рано утром нас разбудил грохот ударов в дверь, удивился, увидев, что мама уже одета, быстро натянул штаны и сунул ноги в сапоги. Родственница указала на дальнее окно, мама выбила его узлом с вещами и вытолкнула меня в проём, ожидая её я, слышал крики в хате, раздался выстрел, но мы уже бежали в сторону леса. За нами никто не гнался, несколько раз оглянувшись, мама, разрешила передохнуть, переводя дыхание, с тревогой всматривалась в очертания домов, что-то ухнуло, как раз в стороне нашего дома, мама опустила голову и приказала быстро двигаться дальше. Осенняя прохлада не дала нам ночью уснуть, мне казалось, что даже если бы я лежал в своей кровати, то всё равно не уснул, такой страх сидел в моей голове! Весь следующий день мы шли, лишь пару раз останавливались, чтобы отдохнуть и поесть. Мои ноги, обутые в сапоги больше моего размера ныли, было больно при каждом шаге, но я терпел, шёл молча. Мама шла уверено, казалось, она знает дорогу, несколько раз она прижимала меня к себе, наверное, хотела успокоить. Ближе к вечеру из кустов на краю поляны нас окрикнул мужской голос, мама сказала незнакомое мне слово, и я увидел вышедшего к нам навстречу мужчину с винтовкой, дальше нас провожал он.
В небольшом логу кипела жизнь. Трое маленьких детей, кажется девочки, играли под ёлкой, взрослые пилили, строгали, копали, заняты были все. Чуть в стороне возле деревьев стояло оружие, я никак не мог понять, куда мы пришли, а спросить сразу у мамы не удалось. Нас встретила женщина, наверное, они были с мамой знакомы, разговаривали они, дружески, а когда мама рассказала, как мы ушли из деревни, та заплакала. Наконец, улучив момент, я спросил маму про отца, она ответила, что отец скоро придёт. «Скоро» оказалось утром, меня разбудил его голос. В небольшом шалаше, устроенном из жердей и елового лапника, было уютно и тепло я, наконец, выспался. Отец рассказал, что ходил в нашу деревню, мы разминулись, так как шли разными дорогами, а ещё я услышал про пожар в нашем доме и гибель тех, кто был в подполе и хозяйки дома.
Началась моя лесная жизнь, в этот же день я познакомился с мальчишкой, был он младше меня, но вёл себя, заносчиво объясняя это тем, что он уже давно живёт в лесу, а я только пришёл. Рассказал, что я нахожусь в отряде Красной армии только лесном, и что взрослые убивают немецких солдат. Судя по всему, отряд здесь был недавно, все жили в шалашах, но три землянки были почти готовы. Хватало и нам работы, весь день мы бродили вокруг лагеря, собирая грибы и ягоды, а ещё заготовка лапника была нашей задачей, старенькая лошадка была нам в помощь. К морозам обустроились, маленькие печки в землянках не давали большого тепла, но было лучше, чем на улице, особенно когда мела метель.
Перезимовав, партизаны радовались весеннему солнышку, которое топило снег, а я радовался каждому дню, когда мог находиться рядом с отцом и матерью. Отец часто уходил, бывало даже на целую неделю, но по возвращении всегда приносил мне что-то вкусное, детскому счастью не было границ. Хоть и не допускали нас взрослые к своим делам, но ловя обрывки слов, а иной раз, подслушав разговоры, я понимал, что всё, что они делают очень опасно. Однажды, в яркий солнечный день, когда я, пользуясь минуткой свободного времени, слушал пение птиц, ко мне подошёл отец. Готовый встретить его радостной улыбкой, быстро передумал, увидев серьёзное лицо.
- Разговор есть, дело опасное предстоит, только, чур, никто не должен знать об этом.
- Даже мама?!
- Мама знает, что ей положено. Ну, так как?
- А мне и оружие дадут? На лице отца появилась улыбка, но глаза его по-прежнему были серьёзными.
- Ни к чему оно тебе, у тебя другая задача будет. Отец сказал, что отряду очень нужна одна вещь, и что эта вещь находится в большом селе, где много немцев и полицаев. Взрослый мужчина вызовет там подозрение, а вот такой мальчишка как я нет, и если я уверен, что не испугаюсь, то завтра нужно выходить в путь. Ответ нужно дать прямо сейчас, и я, конечно же, его дал, я был уверен, что не испугаюсь.
Три дня мы шли лесами к тому селу, топкие, не просохшие места давались с трудом, ноги всё время были мокрыми, из-за невозможности развести костёр портянки старались менять чаще, а сушили их, неся на плечах. На последнем привале отец объявил, что мы почти пришли и что дальше мы пойдём вдвоём. По дороге к селу он объяснил мне, как найти живущую там женщину, её дом. При встрече с ней я должен был назваться её племянником, это будет условный сигнал, что мне можно доверять, она расскажет, где забрать то, что нам нужно. Всего полгода как я в лесу, но уже сумел отвыкнуть от домов и улиц, редкие прохожие не обращали на меня внимание, от солдат и полицаев прятался, где придётся. Свернув на последнюю в моём плане улицу, я увидел тот самый дом, прибавив шагу, быстро оказался возле покосившихся ворот, только успел обрадоваться, как услышал за спиной грубый голос:
- А ты кто такой?! Помня наставление отца, завопил что есть мочи, расплакался по-настоящему, за моей спиной стояли трое полицаев.
- К тётке пришёл, племянник я её, в городе худо совсем! Послышался скрип отворяемой двери, на улице показалась огромных размеров женщина, тряся головой на которой был небрежно повязан платок, она, стараясь перекричать мои причитания, просила полицаев:
- Мой это, мой, сестры сын, отпустите, совсем в своём городе исхудал, пошли в дом.
- Забирай, а то обмочился весь! – полицаи хохотали в три горла, мокрое пятно расползалось по моим штанам.
Переодев меня, и не переставая ругать всех, кто виноват в этой войне, женщина поставила на стол чугунок с картошкой, налила стакан молока. Слюна при виде угощения наполнила мой рот, но я даже руки поднять не мог, по всему телу била мелкая дрожь, я был испуган, сильно испуган. Я молчал больше часа, сначала от испуга, а потом говорить с полным ртом было невозможно. Наконец, устав от пристального взгляда «тётки», рассказал, что я пришёл узнать, где лежит нужная нам вещь, по лицу женщины было не определить удивлена ли она моим приходом, и верит ли мне?
- Здорово это у тебя там, на улице, получилось, - я стыдливо опустил глаза, - ладно тебе, чего для дела не сделаешь. Обратно через погост пойдёшь, прямиком до оврага, а там хочешь налево, хочешь направо, знать, где тебя ждут мне не надобно. Теперь сюда смотри, - женщина расстелила на столе газету, толстым карандашом начертила несколько линий, - выгон тут колхозный был, там три сарая стоят, ваш этот, запомнил? Я кивнул. Скатав шар из газеты, она кинула его в печь, бумага вспыхнула, превращая тайну в пепел.
Ожидая отца и ещё двоих партизан в кустах у кромки леса, я ругал себя всеми плохими словами, которые только знал. Это ж надо было так опозориться перед врагом?! Хорошо, что свои не видели, не видать мне тогда других опасных заданий. Прошёл уже час, как я повторил на песке план женщины, отец, затерев его ногой, отдал приказ двоим следовать за ним, а я остался с нашим провожатым. Пожилой мужчина, половину лица которого скрывала борода, всматривался в ту сторону, куда ушли партизаны.
- Страшно было? Мне всегда казалось, что разговаривая, он даже рта не открывает, такая плотная растительность у него была на лице.
- Да, страшно.
- Так должно быть. Прошёл ещё час как мы увидели людей, отец нёс на плече рюкзак с чем-то тяжёлым.
- Пошли, нам здесь больше делать нечего. Уже поздно вечером, когда остановились отдохнуть, отец снял с себя пальто и накинул мне на плечи:
- Замёрз совсем, грейся.
- А ты как?
- Да я даже вспотел от ходьбы, отдыхай. Устроившись у ствола толстой берёзы, я закрыл глаза, но сразу открыл, перед лицом стояли полицаи и я в мокрых штанах. Отец заметил это:
- Что в селе было?
- Нехорошо получилось, - я решил ничего не скрывать от родного мне человека, - испугался я, полицаев встретил, расспросы учинили.
- Раз задание выполнил, значит всё хорошо, в отряде расскажешь подробнее, отдыхай. Закрыв глаза во второй раз, открыть я уже их не смог, уснул.
Утром отец разбудил меня, пора было идти дальше. Через несколько километров наш путь пересекала дорога, идя сюда, мы около часа ждали, когда она будет пустой, по ней всё время ехали машины с солдатами, мотоциклы. Сколько пролежим на этот раз? На наше удивление шума на дороге не было, может, спят ещё немцы? Показав мне, что я должен идти последним, отец спустился к дороге, за ним остальные, глядя себе под ноги, я не сразу заметил, что все остановились, уткнувшись в спину бородача, чуть не закричал от неожиданности. На другой стороне дороги стояли десяток немецких солдат и трое полицаев. Все замерли, первым среагировал отец, скинув с плеча немецкий автомат, дал длинную очередь, двое солдат и полицай упали. Не успели мы скрыться в лесу, как настала очередь врага стрелять. Один из партизан, в которого попало сразу несколько пуль, скатился обратно на дорогу, остальные укрылись за деревьями, началась перестрелка. Толкнув ногой рюкзак бородатому партизану, отец велел ему уходить и меня с собой забирать, но чтобы нам объединиться, мне нужно было пересечь открытое место, пять метров смерти. Сжавшись в комок, я лежал за толстым стволом дерева, на мою голову то и дело падали щепки и кора, отколотые вражескими пулями. Не дожидаясь меня, скрылся в лесу бородач, видел я его спину с ношей, бросив на дорогу гранату, отец перебежал ко мне, из его ноги бил фонтанчик крови.
- Уходи в село, к той женщине, она спрячет, потом в отряд вернёшься, иди, мать береги…! Разорвавшаяся за стволом граната перебила отца, но я всё понял, отталкиваясь ногами от сырой земли полз вдоль лежащего дерева, позади меня раздались взрывы, но автомат отца продолжал стрелять, приподнявшись решил сделать бросок вперёд, на полдороги что-то обожгло мою руку, но я успел добежать до вонючей жижи толи болота, толи застоявшейся воды, уже почти ничего не понимая, кинулся в неё, укрывшись за большой кочкой. Надо мной стояли двое, я их слышал, я их чувствовал, видят ли они меня? Бой кончился, выстрелов больше не было, слёзы текли по моим щекам, падая в воду, предательски шумели.
- Как думаешь, попал?
- Конечно, утоп наверняка. Ты этим не говори, а то оба проверять полезем, а мне купаться страсть как не охота!
- Договорились, пошли. Шаги удалялись, а я сильнее сжимал ладонью рану на левой руке. Выждав ещё какое-то время, стал с опаской выбираться, на раненую руку надежды не было, цеплялся правой рукой за траву на кочках, кусты, получилось. Переведя дух, разделся, чуть выше локтя была чёрная точка, из неё сочилась кровь, нужно перевязать рану. Накинув рубаху на торчащий корч порвал её, стянул руку до рези в глазах, дойду ли до села?
На то, чтобы постучать в низкое окошко спасительного дома сил не было, скрёб пальцами по стеклу, сдирал старую краску с оконной рамы, кажется, меня услышали, кто-то показался в окне. Закрывая весь проём своим телом, показалась «тётка», увидев меня, ахнула, бросилась к двери. Почти неделю я провёл в беспамятстве, сказалась грязь в ране, каким чудом ей удалось меня вылечить, не знаю. Я что-то пил, что-то ел, а в голове всё время стрелял автомат отца, а потом тишина, а ещё его последние слова. Когда совсем пришёл в себя, рассказал женщине о том бое, она, отвернувшись, долго плакала. Я спросил, что она нам отдала, что за тяжёлая вещь, сказала, что это была рация, а уж какими путями она к ней попала, умолчала. Что такое рация я не знал, «тётка» объяснила, что с её помощью можно хоть с Москвой разговаривать, правда, это или нет, я узнал много позже. Целый месяц она не выпускала меня из дома, боялась за меня, а потом пришла её знакомая и рассказала, что немцы с полицаями уничтожили партизанский отряд, а тех, кто выжил, включая женщин и детей, повесили в городе. Всё сходилось, это был наш отряд, мой город. До сих пор не могу себе простить, что не исполнил просьбу отца: «Мать береги…!».
Больше интересных статей здесь: Война.
Источник статьи: "Мать береги...!".