Все дети верят в таинственное, необъяснимое и даже ужасное. И Лёля не была исключением из всеобщего этого правила.
Она тоже верила… не всему, разумеется, но лучшей своей подружке Марьяне Лёля поверила. И поверила сразу же после того, как та под огромным секретом сообщила, что в её квартире имеется живая игрушка. Вернее, таинственно оживающая по ночам…
- Мама мне не верит! – со вздохом добавила Марьяна. – Она считает, что я всё это нафантазировала. И бабушка тоже так считает. А ты? – замолчав на мгновение, Марьяна бросила косой взгляд на подругу. – Ты тоже думаешь, что я вру?
- Да нет же, я тебе верю! – торопливым шёпотом проговорила Лёля, придвигаясь со стулом как можно ближе к подруге (дело на уроке происходила… точнее, на уроке математики). – Очень даже верю! А как она выглядит, игрушка твоя?
- Клоун, - коротко ответила Марьяна и вновь замолчала.
- Клоун? – удивилась Лёля. – Какой ещё клоун?
- Обыкновенный, игрушечный. Я его…
Но тут Анжела Митрофановна, прервав объяснение, строго взглянула, сначала на Лёлю, а затем и на Марьяну. И этого оказалось вполне достаточно, чтобы Марьяна замолчала, а Лёля вновь отодвинулась от подруги на положенное расстояние.
- Потом расскажу! – дождавшись, пока математичка потеряет к ним всяческий интерес и вновь займётся объяснением всевозможных геометрических премудростей, прошептала, вернее, прошипела Марьяна. – После уроков!
Урок математики был последним на сегодня, и Лёля, согласно кивнув головой, принялась терпеливо ждать его окончания. Объяснений Анжелы Митрофановны она уже не слушала, вернее, некоторое время ещё пыталась хоть что-либо из этих объяснений уловить, но, пропустив начальную их стадию, поняла, что все попытки сего уловления, увы, тщетны и даже совершенно бессмысленны. Тогда, махнув мысленно рукой на бестолковые эти формулы и теоремы, Лёля закрыла глаза и принялась считать до тысячи. Тоже в мыслях, разумеется.
Звонок прозвенел на цифре семьсот сорок четыре, и все двадцать пять семиклассников (то есть, учащихся 7 «Б» класса) дружно рванули к выходу. Все, кроме…
Лёля с Марьяной остались. Марьяна – потому, что была сегодня дежурной по классу, ну, а Лёля, естественно, за компанию, такая уж у них была давняя традиция…
- Ты пока стулья подними, а я сгоняю, губки намочу, - скомандовала Марьяна, брезгливо сдвигая в кучу влажные и белые от мела губки. – Или, может, ты сгоняешь?
Но Лёля уже занялась стульями, и Марьяне ничего другого не оставалось, как тащиться через весь коридор к умывальникам, что она, естественно, и сделала всё с той же брезгливой миной на хорошеньком личике.
А Лёля, покончив со стульями, принялась подметать пол. Вообще-то, в её личные дежурства Марьяна всегда ограничивалась простым поднятием стульев, но Лёле просто не хотелось сидеть без дела в ожидании подруги. Да так оно и быстрее будет.
В их небольшой компании всегда верховодила Марьяна, весёлая и заводная, но в последнее время она вдруг изменилась, резко и неожиданно. Была болтушка из болтушек, а теперь всё больше молчала. И вообще, сделалась замкнутой, раздражительной без причин… домашние задания у Лёли на перерывах торопливо скатывала (а раньше наоборот было!). Лёля, теряясь в догадках, по поводу столь неожиданного изменения характера подруги, пришла, наконец, к выводу, что на Марьяну могло угнетающе подействовать лишь одно. А именно, что третья общая их подружка, Иришка, укатила на целых два месяца в какой-то лечебный то ли санаторий, то ли профилакторий, и теперь Лёля с Марьяной могли общаться с подругой лишь посредством мобильной связи, да и то не в любое время суток. А это, как вы сами понимаете, совершенно не тот эффект…
Оказывается, дело было вовсе даже не в Иришке…
Не в Иришке, а в странной игрушке, оживающей по ночам…
В каком-то игрушечном клоуне… так, кажется, охарактеризовала эту игрушку сама Марьяна.
Пока Лёля над всем этим усиленно размышляла, вернулась Марьяна и принялась небрежно елозить мокрой губкой по исписанной мелом доске. Не удержавшись, Леля принялась и в этом ей помогать… а потом подруги вместе вышли из школы и направились в сторону дома.
Всё это время Лёля с нетерпением ожидала продолжения истории об оживающем клоуне. Но Марьяна упорно молчала, а Лёля, не желая обнаруживать своего нетерпения, тоже шагала молча. И так, в полном и обоюдном молчании, они и дошли до старого пятиэтажного дома, в котором и проживала Марьяна вместе со своей мамой и бабушкой.
- Хочешь, покажу? – неожиданно проговорила Марьяна, уже сворачивая к подъезду. – Клоуна посмотреть хочешь?
- Хочу! – обрадовано отозвалась Лёля, тоже сворачивая вслед за подругой в подъезд. – А то я уж, было, решила, что ты мне просто лапшу на уши вешала с клоунам этим…
- Было бы кому!
Последняя фраза прозвучала почти оскорбительно, но Лёля на Марьяну обижаться не умела. Иначе давно рассорилась бы с ней до конца дней своих.
Марьяна жила на самом последнем, пятом этаже, и Лёля немного запыхалась, стараясь не отстать от подруги. А вот Марьяна преодолела все эти лестничные пролёты на одном, как говорится, дыхании. Остановившись у входной двери, она чуть помедлила, поджидая Лёлю, потом нажала на кнопку звонка. Немного повременив, нажала повторно…
- Ну, где же она? – досадливо пробормотала Марьяна, торопливо шаря в рюкзаке в поисках ключа. – Уснула, что ли?
Наконец-таки, ключ был обнаружен и дверь отворена.
- Бабуля! – крикнула Марьяна, первой входя в прихожую. – Ты где?
И вдруг, испуганно вскрикнув, вновь выскочила на лестничную площадку.
- Ты чего? – испуганно прошептала Лёля. – Случилось что?
- Сама посмотри! – тоже шёпотом отозвалась Марьяна.
Глаза у неё были почти круглые и какие-то стеклянные, что ли…
- Иди, ну! – повторила Марьяна уже чуть громче. – Только не наступи!
Но Лёля даже с места не стронулась.
- На кого не наступить? – проговорила она осипшим от волнения голосом. – На бабушку?
- На бабушку… - машинально повторила Марьяна и, осекшись, с каким-то даже ужасом уставилась на Лёлю. – На какую бабушку?
Ничего на это не отвечая, Лёля молча смотрела на Марьяну.
- Ты что, дура?! – с каким-то даже облегчением заорала на подругу Марьяна. – Бабушка тут причём?! На клоуна не наступи… до самой почти входной двери успел доползти, гадёныш!
- Господи, а я уж, было, подумала…
Решительно отстранив Марьяну, Лёля вошла внутрь так хорошо знакомой ей квартиры.
На коврике, прямо подле её ног действительно лежал клоун, ярко и довольно безвкусно раскрашенная игрушка, сделанная, кажется, из резины.
Но когда Лёля, наклонившись, подняла клоуна, она поняла, что ошиблась. Никакая это не резина… другое что-то, но вот что, этого Лёля так и не поняла.
- Гуттаперча это! – буркнула из-за спины Лёли Марьяна, - Она чем-то резину напоминает, но в чём-то от неё и отличается сильно. В общем, когда-то гуттаперча эта очень широко распространена была, много из неё тогда разных вещей делали.
- А сейчас? - спросила Лёля, вертя этого гуттаперчевого клоуна в руках.
Почему-то её неприятно поразил вес этой, небольшой вроде бы на вид игрушки. Ощущение было такой, что под этой мягкой податливой оболочкой залит свинец. Или какой-то другой, не менее тяжёлый металл…
- А сейчас – не очень! – пояснила Марьяна, отодвигая чуть в сторону Лёлю и тоже входя в прихожую. Потом она помолчала немного и добавила: - Это мне бабушка объяснила про гуттаперчу… думаешь, я раньше про неё слышала? А ты?
- Я слышала, - сказала Лёля. – Рассказ такой есть, «Гуттаперчевый мальчик». Читала как-то, в прошлом году… автора вот только не могу припомнить…
- А о чём рассказ? – с каким-то даже напряжением в голосе поинтересовалась Марьяна. - Не о клоунах, часом?
- И этого не помню! – чистосердечно призналась Лёля. – Но, кажется, о каких-то цирковых артистах… так что, может, и о клоунах…
Разговаривая так, девочки продолжали стоять рядышком в прихожей. Лёля всё продолжала и продолжала вертеть в руках странную эту игрушку, Марьяна же избегала даже смотреть в сторону клоуна. Потом она вздохнула как-то совсем по-взрослому, провела Лёлю в свою комнату и, усадив на диван, принялась рассказывать ей всё по порядку. Начиная с того самого момента, когда она впервые…
* * *
Впервые Марьяна увидела игрушечного клоуна две недели назад, когда спускалась по лестнице, направляясь в булочную. Игрушка лежала на ступеньках между вторым и третьим этажом… вернее, не лежала даже, а стояла, уткнувшись размалёванным лицом в одну из ступенек.
Первым стремлением Марьяны было поднять оброненную кем-то игрушку. Не для того, разумеется, чтобы потом себе её присвоить… просто положить на подоконник, там игрушку эту потерянную скорее заметят. Она даже наклонилась, протягивая руку, но потом почему-то передумала. Выпрямилась, пожала плечами и двинулась, себе, дальше.
Поход в булочную и обратно занял у Марьяны полчаса, а может и больше. Так что, когда она вновь зашла в подъезд и стала подниматься по лестнице, то и думать забыла об этой, обронённой кем-то игрушке. И вспомнила лишь, когда вновь её увидела.
Что-то странное почудилось вдруг Марьяне в этой игрушке, но она долго не могла сообразить, что именно тут не так. А потом вдруг сообразила: игрушку кто-то передвинул. Ну, то есть, находилась она теперь не на середине лестничного пролёта, как было вначале, а в самой верхней его части.
И вновь игрушечный клоун не лежал, а всё так же стоял, прислонившись лицом к последней в этом пролёте ступеньке.
Впрочем, тогда ещё Марьяне и в голову не пришло, что это, довольно приличное для небольшой игрушки расстояние, клоун преодолел самостоятельно. Кто-то его, конечно же, переставил, вот только с какой целью? Или это соседские ребятишки непонятную игру затеяли?
Решив, что так оно и есть, Марьяна, конечно же, не стала вмешиваться в детские эти шалости. Просто осторожно обошла клоуна и зашагала, себе, дальше, ибо бабушка уже заждалась своего любимого «бородинского»…
А ночью, ей приснился сон. Странный и страшный. Будто сидит она глубокой ночью в своей комнате и смотрит по телеку какой-то фильм. Какой именно, этого Марьяна не помнила, триллер какой-то мистический. И вдруг с ужасом осознаёт, что экран телевизора, это и не экран вовсе, а реальное четырёхугольное отверстие… и просто чудо, что разные потусторонние твари из фильма ещё не обнаружили, что запросто могут перебраться из киношного своего пространства прямо сюда, в комнату!
Похолодев от охватившего её ужаса, Марьяна попыталась вскочить с кресла и выключить телевизор, но почему-то не смогла даже пошевелиться. И закричать она тоже не смогла, хоть и пыталась… а потом из телевизора вдруг высунулось ярко раскрашенное улыбающееся лицо клоуна и внимательно на неё посмотрело…
Вот тут-то Марьяну, что называется, прорвало, и она заорала. Да ещё как громко! Так, что в комнату мигом примчались и мама, и бабушкой. И был потом между ними долгий и довольно неприятный разговор. А, выходя из комнаты, мама пообещала завтра же выбросить на помойку все диски со столь любимыми Марьяной «ужастиками».
Впрочем, что же конкретно приснилось ей, этого Марьяна маме с бабушкой так и не рассказала. Пробормотала лишь, что страшный сон… а какой именно – уже и не помнит…
Но она-то помнила! Помнила весь тот ужас, который вызвало у неё внезапное появление в телевизоре размалёванного лица клоуна с мёртвой и ничего не значащей ухмылкой.
* * *
Кто сказал, что дети любят клоунов? Это глубокое заблуждение, если речь идёт не о подростках, а о совсем маленьких детях. Маленькие дети клоунов всё же немножко побаиваются, как что-то не совсем естественное…
Это раскрашенное неподвижное лицо с широкой застывшей улыбкой, этот неизменный шутовской наряд, так нелепо, с точки зрения ребёнка, смотрящийся на фигуре вполне взрослого человека. Впрочем, с возрастом эта детская клоунофобия исчезает без остатка, и у большинства подростков (в возрасте Марьяны) вид пёстро разукрашенного клоуна ничего кроме весёлого смеха не вызывает.
У большинства, но не у всех.
У Марьяны страх перед клоунами остался. Потому может, что в возрасте шести лет её до смерти перепугал (сам того не желая) один цирковой клоун.
Марьяна мало что запомнила с того циркового представления, на которое её повели мама и папа (тогда ещё папа жил вместе с ними). Но смешно ей не было совершенно, и она искренне недоумевала, почему сидящие вокруг люди весело смеются и хлопают в ладоши. А когда на арене появились верблюды, Марьяну вдруг охватил такой ужас, что она, крепко зажмурившись, прижалась к папе, как к наиболее надёжному своему защитнику. Девочке вдруг показалось, что эти огромные и такие злые на вид животные вдруг бросятся сюда, в зал, и примутся топтать и хватать зубами ничего не подозревающих зрителей первых рядов. А у Марьяны с родителями, как назло, самый первый ряд!
Впрочем, верблюдов вскоре увели, и Марьяна немного успокоилась. Правда, очень переживала за воздушных гимнастов, но всё у них закончилось благополучно.
А потом на арену выбежали зловеще раскрашенные взрослые дяди. Целых три…
Этих странных дядей Марьяна сразу же испугалась. Не как верблюдов, по-другому, но, тем не менее, ей стало вдруг очень и очень страшно. И она шёпотом стала просить маму (папу было просить бесполезно, он всецело находился тогда под маминым влиянием) поскорее увести её отсюда.
- Не выдумывай! – тоже шёпотом ответила ей мама. – Смотри лучше на клоунов!
Так Марьяна узнала, как называются эти зловеще раскрашенные дяди. А потом один из них, оказавшись вдруг в непосредственной близости от их кресел, повернулся в сторону Марьяны и, широко улыбаясь ей неподвижно раскрашенным ртом, протянул к девочке руки…
Что было дальше, этого Марьяна не помнила совершенно. По словам матери, она истошно завопила тогда и потеряла сознание, перепугав клоунов и сорвав им всё последующее представление. Впрочем, родители девочку не ругали за это, ибо и сами сильно перепугались (не клоунов, разумеется, а странной реакции на них дочери). Была вызвана «скорая», которая и доставила Марьяну вместе с перепуганными родителями в больницу. А уж оттуда домой они добирались самостоятельно, на такси…
После этого в цирк Марьяну уже не водили (да она и сама туда не особо рвалась). А вскоре и папа навсегда исчез из их жизни, и на все расспросы Марьяны о том, куда всё же девался папа, мама неизменно отвечала, что папа их бросил. И так же неизменно прибавляла в конце:
- Подрастёшь – сама всё поймёшь!
И Марьяне, после этих странных маминых слов очень хотелось поскорее подрасти. Почему-то ей казалось, что после этого папа обязательно к ним вернётся.
Теперь, учась в седьмом классе, Марьяна хорошо понимала, что папа никогда уже не вернётся. Ибо у него теперь другая семья, в другом даже городе, и другая дочь, которая, разумеется, намного младше Марьяны. Но эту свою почти родную сестру Марьяна никогда не видела, потому как её мать, вторая жена папы, категорически была против любого его общения со старшей дочерью. Впрочем, алименты отец Марьяны всегда выплачивал регулярно и в полном объёме, а больше им от него (по словам бабушки) ничего и не нужно было!
Марьяна была с бабушкой полностью согласна. Им хорошо жилось втроём, и когда мама однажды осторожно поинтересовалась у Марьяны, как бы она отнеслась к тому, чтобы дядя Витя (был такой мамин знакомый, заходил к ним иногда) переехал сюда жить, Марьяна закатила такой грандиозный скандал, что мама больше об этом даже не заикалась.
Только печально вздохнула.
А бабушка тоже вздохнула и неожиданно объявила Марьяне, что она растёт эгоисткой. И, повернувшись к маме, добавила, что нечего ей обращать внимание на дурацкие (так и сказала!) капризы дочери, а пора уже и о собственной личной жизни подумать!
Это было в прошлом году, когда Марьяна ещё училась в шестом классе. Теперь она уже заканчивала седьмой, а мамина личная жизнь нисколечко не изменилась.
Как не изменилось и недоверчивое отношение самой Марьяны ко всем ярко раскрашенным клоунам.
Нет, она ничего не имела к клоунаде того же Никулина или, скажем, Карандаша. Такими, на взгляд Марьяны, и должны быть настоящие клоуны.
Клоун, который ей приснился ночью, был ненастоящий. И очень страшный, к тому же…
А ещё он почему-то неприятно напомнил Марьяне того, игрушечного клоуна, которого она обнаружила вечером на лестнице.
А утром, выходя из квартиры, Марьяна вдруг с изумлением (и даже с ужасом) обнаружила, что за ночь клоун этот уже преодолел все четыре этажа и теперь находится на самой середине лестничного пролёта, ведущего на их площадку. Впрочем, возможно, кто-то из соседских детей всё же перенёс сюда клоуна вечером или даже сегодня утром…
Но, как бы там ни было, но Марьяна решила раз и навсегда избавиться от пугающей этой игрушки. Наклонилась, взяла в руки (как и Лёля удивившись при этом её непонятной тяжести), и, выйдя на улицу, выбросила игрушечного клоуна в первый же попавшийся мусорный бак.
В школе в этот день была контрольная по английскому, потом долгожданная экскурсия в музей, так что, увлёкшись всем этим, Марьяна напрочь забыла о судьбе выброшенной ею игрушки. И только войдя в подъезд собственного дома, и уже поднимаясь даже по лестнице, она вновь вспомнила о клоуне. И даже остановилась на площадке второго этажа, осознав вдруг, что боится. Боится этой странной игрушки, боится того, что она, игрушка эта, вновь повстречается ей на одном из лестничных пролётов.
Дальше она поднималась по ступенькам медленно, настороженно осматриваясь по сторонам. И лишь достигнув пятого этажа, вздохнула с облегчением.
Игрушечный клоун нигде не обнаружился, а значит, это была просто чья-то выброшенная (или потерянная) игрушка. И ничего кроме…
Или же чья-то дурацкая шутка!
А ночью Марьяне вновь приснился кошмар, почти аналогичный предыдущему. С той лишь разницей, что на этот раз клоун заглядывал в окно, и так же мертвенно ей улыбался застывшей своей улыбкой. И елозил по стеклу толстыми белыми пальцами-сосисками, и вот-вот должен был это окно отворить…
И вновь Марьяна проснулась от собственного истошного вопля. И завопила ещё громче, когда, лихорадочно шаря рукой, наткнулась, наконец-таки, на выключатель и включила свет.
Маленький игрушечный клоун стоял в углу комнаты, и, казалось, глаз не спускал с насмерть перепуганной Марьяны.
И вновь в комнату почти одновременно вбежали мама и бабушка. И мама тотчас же бросилась к Марьяне и принялась трясти её за плечи, а бабушка тотчас же повернулась и бросилась на кухню за водой.
Потом Марьяну поили водой (вернее, пытались напоить), и брызгали этой же водой ей в лицо. А она, дрожа, как в лихорадке, лишь тыкала и тыкала трясущейся рукой в сторону зловещей этой игрушки.
- Уберите её отсюда! Пожалуйста, уберите!
Бабушка наконец-таки обернулась и тоже заметила клоуна.
- Откуда это? – недоуменно проговорила она, подходя к игрушке и поднимая её. – Тяжёлая какая!
- Это я! – виновато сказала мама. – Понимаешь, я эту игрушку сегодня вечером возле нашей входной двери обнаружила. Ну и… подняла…
- Как маленькая, ей-богу! – досадливо буркнула бабушка. – Будто не знаешь, как наша Марьяшка к клоунам относится!
- Да знаю я, знаю! – всё так же виновато отозвалась мама. – Не подумала просто! Точнее, решила, что это Марьяна и обронила её возле двери…
- Так это ты её сюда принесла? – уже с явным облегчением вздохнула Марьяна. – И в этот угол поставила. А я, дура, и не заметила с вечера…
- Это потому, что я на полку её поставила! – пояснила мама, подходя к книжному шкафу. – Вот сюда. А как она на полу оказался – ума не приложу!
- Упала, наверное… - сказала бабушка. – И Марьяшку при этом разбудила…
Марьяна хотела, было, возразить, что игрушечный этот клоун, если бы даже и свалился ночью с полки, никоим образом не смог бы самостоятельно докатиться до этого, дальнего самого угла комнаты. Да ещё и стоять навытяжку, повернувшись раскрашенным ухмыляющимся лицом точнёхонько в сторону спящей Марьяны.
Но, взглянув в напряжённое, встревоженное лицо матери, Марьяна так ничего и не сказала. А бабушка, сунув игрушечного клоуна в карман халата, вышла из комнаты.
- Я его у себя поставлю, - сказала она напоследок. – На телевизор…
Вообще-то, телевизор был в зале, большой, настенный, но бабушка у себя в комнате держала ещё и маленький, чёрно-белый, которым весьма дорожила. Наверное, он напоминал ей о собственной молодости…
Бабушка вышла, а Марьяна осталась в комнате вдвоём с матерью, и некоторое время они обе молчали: мать - стоя возле книжного шкафа, Марьяна – сидя на кровати.
- А это точно не ты его у входа обронила? – спросила вдруг мать, внимательно глядя на Марьяну. – Не ты?
- Не я! – сказала Марьяна, мотнув для вящей убедительности головой. – Я эту игрушку, вообще, в первый раз вижу!
«Вернее, в третий, - мысленно добавила она, - но тебе, мама, об этом знать вовсе не обязательно!»
- Ладно! – сказала мать, подходя вплотную к Марьяне и привычно целуя её в висок. – Пойду спать, ладно?
- Иди! – произнесла Марьяна безжизненным каким-то голосом. – Спокойной ночи!
* * *
- А что было потом? – спросила Лёля, когда Марьяна, сообщив обо всём этом, вдруг замолчала и на довольно-таки продолжительное время. – Дальше то, что было?
- Дальше? – как-то рассеянно проговорила Марьяна и вновь замолчала.
- Ведь всё это неделю назад случилось, так?
- Две, - сказала Марьяна, подсчитывая что-то в уме. – Точнее, две недели и один день уже…
- И потом что?
- А что потом?! Ничего потом!
Последние слова Марьяна произнесла громко, с раздражением и с какой-то даже злостью, словно раскаиваясь уже в том, что так разоткровенничалась с подругой. И Лёля восприняла это, как отличный повод встать и откланяться, что она и проделала незамедлительно.
- Ты что? – всполошилась Марьяна. – Уже уходишь?
- Да, мне пора! – сказала Лёля сухо. – Дел много…
- Подожди!
Метнувшись вслед за подругой, Марьяна выбежала в прихожую, где Лёля уже обувалась.- Я тебя провожу, ладно?
- Ладно! – несколько удивлённо проговорила Лёля. – Проводи.
Подруги уже выходили на лестничную площадку, когда Лёля, случайно взглянув на подругу, вдруг заметила в её руке всё того же игрушечного клоуна.
- Зачем ты его взяла? – спросила она, показывая на клоуна.
- Кого?
Марьяна тоже посмотрела на свою руку.
- Не знаю, - сказала она, но голос Марьяны прозвучал как-то не очень убедительно. Вернее, совсем даже неубедительно он прозвучал.
- Ты снова хочешь его выбросить?
- Выбросить?
Марьяна вновь посмотрела на собственную руку (точнее, на клоуна, крепко зажатого в ней), потом она перевела медленный взгляд на Лёлю… вновь взглянула на клоуна…
- Ну да, выбросить… конечно же, выбросить… давно собиралась…
Лёля ничего на это не ответила и первой стала спускаться по лестнице. Марьяна за ней. И обе при этом молчали.
Лёля вдруг поняла, что не верит подруге. Ну, ни капельки ей даже не верит! Марьяна всегда, с самого раннего детства слыла великой фантазёркой и выдумщицей, и Лёля знала это лучше, чем кто-либо. Знала… и всякий раз покупалась на дешёвые розыгрыши подруги. Вот и сейчас «купилась» в сотый, наверное, раз!
Она ждала, что Марьяна вот-вот расхохочется и объявит, что всё это и в самом деле, не более чем очередной розыгрыш, но Марьяна молчала. И сосредоточенно о чём-то размышляла.
А Лёля, припомнив вдруг резко изменившееся поведение подруги в последнее время, вновь засомневалась в категорических своих выводах. Что-то не похоже было, что Марьяна её сейчас разыграть пытается.
- Ну, ладно! – сказала Лёля, останавливаясь. – Дальше не провожай!
- Хорошо, - послушно отозвалась Марьяна (что тоже было на неё совсем даже не похоже). – До завтра, тогда?
- До завтра! – сказала Лёля и, помахав на прощание подруге рукой, направилась, было, в сторону собственного дома, но тут…
- Подожди! – послышался вдруг за её спиной отчаянный возглас Марьяны. – Лёлька, постой!
Остановившись, Лёля немедленно обернулась. И увидела, как Марьяна бежит к ней, а подбежав, торопливо протягивает зажатого в руке клоуна.
- Возьми, а?!
- Зачем он мне? – машинально убрав руки за спину, Лёля с каким-то даже испугом посмотрела на подругу. – Не хочу!
- И не надо! – торопливо зашептала Марьяна. – Просто выбрось его куда подальше! Подальше куда… только чтобы не рядом с моим домом… или, знаешь, в реку его лучше швырни, когда через мост переходить будешь! Он, гад, тяжёлый… моментально ко дну пойдёт…
Выговорив всё это на одном дыхании, Марьяна вновь замолчала с протянутой рукой, и лицо у неё было каким-то странно отрешённым. И ещё затравленным, что ли… и Лёля поняла вдруг, что не сможет отказать сейчас подруге в этой её необычной просьбе, что это будет как-то даже не по-товарищески с её стороны.
- А сама? – всё же поинтересовалась она. – Пошли, тут уже совсем недалеко до мостика! Там вместе и выбросим…
- Не могу! – Марьяна вдруг судорожно замотала головой. – Нельзя мне, понимаешь?! Да и… - тут она замолчала на мгновение, перевела дух и добавила тихо, еле слышно: - Боюсь я, понимаешь… и даже, не так игрушки этой боюсь, как… - тут она запнулась, вновь замолчала на мгновение. – Не знаю даже, как тебе объяснить… сама ещё не во всём разобралась…
Не зная, что и ответить, Лёля некоторое время лишь молча вглядывалась в по-настоящему испуганное лицо подруги, словно пытаясь отыскать там малейшие следы фальши или, скажем, притворства, но ничего подобного так и не заметила. Испуг и затравленное выражение на лице Марьяны были вполне искренними (или это она так искусно притворяться научилась?), а посему Лёля лишь вздохнула и осторожно высвободила странную эту игрушку из дрожащих и на удивление безвольных пальцев Марьяны.
- Ладно! – сказала она, стараясь не смотреть при этом на Марьяну и, одновременно с этим, засовывая клоуна в боковой карман куртки. – Подойду к реке, да как зашвырну…
Всхлипнув, Марьяна вдруг бросилась на шею подруги, крепко обняла её и неожиданно поцеловала в щёку.
- Спасибо, Лёлька!
В следующее мгновение Марьяна уже бежала по направлению к дому, а Лёля, несколько озадачено проводив её взглядом, тоже направилась в сторону собственного жилища. Она шла медленно, не спеша, и усиленно при этом размышляла о странном поведении Марьяны. Неужели она не разыгрывает сейчас Лёлю, а сама, на полном серьёзе верит во всю ту чепуху, что только что тут несла? Очень даже на то похоже… и не свихнулась ли по-настоящему её лучшая подруга в чрезмерном своём увлечении всяческими киношными страшилками?
Лёля и самой нравились «ужастики», но всё же далеко ей было в этом до Марьяны. Та ужастики да страшилки киношные просто обожала.
Вот и дообожалась, дурёха! И как, скажите, её теперь помочь? Рассказать обо всём этом кому-либо из взрослых, или просто оставить всё, как есть, в надежде, что оно само собой образуется со временем?
А что, ежели не образуется? Что, если болезнь эта (а это и в самом деле была какая-то, вполне настоящая психическая болезнь, или, что более вероятно, самые первые грозные её симптомы) начнёт ещё и усиленно прогрессировать?
Так что, лучше всё же рассказать…
Вопрос: кому?
Рассказать можно было, к примеру, хотя бы Клавдии Петровне, их классному руководителю. Она и добрая, и отзывчивая, и должна всё правильно уразуметь, вот только…
Вот только тогда Лёля невольно становится ябедой и предательницей, особенно, если всё её страхи и тревоги окажутся пустыми, а Марьяна всё же выделывается сейчас и мастерски разыгрывает Лёлю!
Полностью поглощённая в эти свои невесёлые размышления, Лёля и не заметила, как дошла до моста и даже успела уже перейти его. И тут только вспомнила о гуттаперчевом клоуне в кармане, и о своём собственном обещании немедленно зашвырнуть странную эту игрушку в холодную весеннюю воду.
Пришлось остановиться и повернуть назад. А перед этим Лёля засунула руку в карман, вытащила оттуда клоуна и, повинуясь какому-то непонятному, но совершенно непреодолимому желанию, принялась внимательно его рассматривать.
Игрушка, как игрушка… и ничего непонятного (если не считать необычного её веса) в игрушечном клоуне не наблюдалось. На взгляд Лёли, несмотря на аляповатую и излишне яркую раскраску, красивая и мастерски сделанная игрушка… и жаль даже её в воду швырять…
А что, если не швырять? Что, если просто оставить эту игрушку себе, а Марьяне потом просто соврать. Сказать, что выбросила, мол, в воду, как обещала… и дело, как говорится, с концом!
Но вся беда в том, что врать Лёля (в отличие от той же Марьяны) совершенно не умела. Не получалось у неё враньё, если честно… никогда не получалось!
И тогда Лёля решилась. Подошла к чугунным перилам, подняла руку с зажатой в ней игрушкой и…
В этот самый момент взгляд её невольно задержался на большущей куче сухой, прошлогодней листвы, наваленной на самом, считай, речном берегу. Кто-то поджёг кучу, да и ушёл… и вот теперь она медленно начинала разгораться, дымясь в нескольких местах сразу…
А что, если…
Что, если покончить с клоуном именно таким способом? Да и Марьяне поспокойнее будет, когда Лёля сообщит ей, что не просто избавилась от непонятной этой игрушки, выбросив её в воду, а сделала больше: дотла сожгла гуттаперчевого этого клоуна, зашвырнув его в жаркое пламя костра.
Быстренько сбежав по узенькой тропке к самой воде, Лёля остановилась у мусорной кучи… и как раз в этот самый момент вялые синеватые струйки дыма на самой её верхушке принялись заметно густеть, постепенно сливаясь друг с другом в единое целое. А потом среди белёсого этого дыма полыхнули и самые первые языки пламени…
Сочтя сие добрым предзнаменованием, Лёля быстренько размахнулась и зашвырнула клоуна почти в самый центр разгорающееся пламени. Какое-то короткое мгновение молча и даже с интересом (чувствуя себя при этом едва ли не убийцей), наблюдала, как жадно начинают облизывать огненные языки яркую поверхность игрушки, как белые клубы дыма постепенно чернеют от этого их назойливого прикосновения. А потом…
Потом начался самый настоящий кошмар!
С пронзительным, леденящим душу визгом игрушка вдруг выпрыгнула из горящей кучи. Она и сама горела ярко-алым коптящим пламенем… а посему тут же принялась кататься по земле, пытаясь хоть как-то сбить губительное это пламя. Когда же ей это не удалось, ожившая игрушка, не прекращая пронзительного своего визжания, ринулась в сторону Лёли, которая, от охватившего её ужаса, даже кончиками пальцев пошевелить не могла.
Она невольно зажмурилась в ожидании, то ли смерти, то ли чего-то, ещё более ужасного… но истошно вопящая игрушка просто промчалась мимо, обдав напоследок Лёлю резким неприятном запахом палёной резины. Потом, сзади, со стороны речки, до ушей девочки донёсся характерный булькающий звук… и на этом всё смолкло…
Зато закричала сама Лёля, не закричала даже, завопила, ещё похлеще ожившего клоуна. И, завопив, бросилась прочь от страшного этого места. Она всё бежала и вопила, вопила и бежала… и всё казалось Лёле, что зловещая эта игрушка тоже мчит следом и вот-вот должна её настигнуть! Вокруг были люди, превеликое множество взрослых людей… но Лёля понимала, что никто из них ничем не сможет сейчас ей помочь, ибо у взрослых свои «взрослые» ужасы и свои «взрослые» представления о кошмарах.
В этих «взрослых» ужасах и кошмарах могли быть серийные убийцы и отпетые уголовники, там могли также фигурировать пьяные лихачи-водители и потерявшие человеческий облик наркоманы. Но ни в одном из «взрослых ужастиков» не могло быть ожившего гуттаперчевого клоуна, потому что в реальной жизни такого просто не могло быть!
Именно это было самым ужасным во всей этой истории, ибо рушился такой привычный и, казалось бы, навсегда устоявшийся мир вокруг. А вместо него открывалась вдруг чёрная зияющая бездна, в которую так легко было упасть…
А зияющая эта бездна и в самом деле разверзлась вдруг у самых Лёлиных ног… и, не сумев удержаться на её краю, Лёля покачнулась и с воплем ужаса полетела куда-то вниз головой.
Она летела долго, бесконечно долго… а чёрная бездонная пропасть эта всё продолжалась и продолжалась, и никак не желала заканчиваться…
* * *
- Ну, поднимайся, доча! –вдруг прозвучал над самым её ухом такой знакомый голос. – Не спишь же, знаю… прикидываешься только!
- Что?
Раскрыв глаза, Лёля некоторое время лишь молча смотрела на мать, а вокруг было уже совсем светло.
А мать, чмокнув Лёлю в щёку, уже направлялась к выходу.
- Опаздываю! – крикнула она издалека. – Завтрак на столе, а ты смотри, в школу не опоздай!
Звякнула, закрываясь, входная дверь… и Лёля осталась одна. И в полной растерянности огляделась вокруг.
Как же она вчера смогла дома оказаться? Принесли её сюда, что ли? Но почему тогда мать ни словечка об этом не сказала? Ведь так не должно быть, просто не должно!
- Передаём прогноз погоды на сегодня! – послышался со стороны кухни бодрый радиоголос. – Сегодня, 13 апреля, понедельник…
«Тринадцатого, понедельник? – недоуменно подумалось Лёле. – Но ведь понедельник вчера был, а сегодня…»
Потом до неё вдруг дошло.
- Так это был сон! – воскликнула вдруг Лёля, вскакивая с постели. – Всего только сон и ничего кроме!
На душе её сделалось вдруг так легко, словно свалилась оттуда какая-то невероятная тяжесть. Казалось, ещё мгновение – и она взлетит до самого потолка.
- Сон! – радостно закричала Лёля, подхватывая с дивана большого плюшевого медведя и кружась в обнимку с ним по комнате. – Это был сон! Ура!
Промелькнула вдруг совсем некстати в голове мысль, что сны не могут быть такими долгими и такими реальными, но Лёля просто отмахнулась от неудобной этой мысли. Это гуттаперчевых клоунов, способных внезапно оживать… вот их то и не должно быть в действительности! Что же касается снов…
Раз приснился – значит, бывает! И всё, и хватит об этом!
* * *
В школу Лёля опоздала. Вернее, опоздала на урок, ибо звонок прозвенел как раз в тот момент, когда она, на ходу стаскивая с плеч курточку, спешила к гардеробу.
Первым уроком должен был быть русский язык, а Клавдия Петровна, их классный руководитель, несмотря на всю свою доброту и отзывчивость, опоздания на свои уроки, мягко говоря, не приветствовала. Вот почему Лёля на второй этаж почти вбежала, преодолевая одним прыжком сразу несколько ступенек. Потом торопливо (почти бегом) продефилировала по длинному коридору и, остановившись на некоторое время перед нужной дверью (дабы перевести дух), осторожненько в эту дверь постучала. И лишь после этого отворила дверь и с тяжёлым сердцем вошла в класс.
Увидев возле классной доски Анжелу Митрофановну, Лёля сразу же повеселела. Почему-то первым уроком была математика, хоть по расписанию на понедельник она должна была самой последней стоять.
- Можно? – тихо проговорила Лёля, аккуратно прикрывая за собой дверь.
- Кушнер? – удивлённо проговорила Анжела Митрофановна. – Ты почему опоздала:
Это был вопрос ради вопроса, и может потому Лёля ничего на него не ответила. Она лишь пожала плечами и виновато потупилась.
- Ну что ж, садись!
Облегчённо вздохнув, Лёля быстренько направилась к своему месту… и тут только заметила, что рядом сидит Иришка, которая ещё больше месяца должна находиться в своём, то ли санатории, то ли профилактории. А Марьяна… она что, пересела куда-то от Лёли?
Но, окинув мгновенным взглядом класс, Лёля так нигде и не смогла заметить подруги.
- Приветик! – прошептала Иришка, когда Лёля, усевшись, принялась поочерёдно извлекать из рюкзачка учебник, дневник, тетрадь, пенал… - Чего опоздала? Проспала?
- А ты почему так скоро вернулась? – прошептала ответно Лёля. – Или, может, сбежала?
- Откуда сбежала? – не поняла Иришка вопроса.
- Ну, из санатория своего.
- Из какого санатория?
- А ну, тише! – повысила голос Анжела Митрофановна. – Что это ещё за разговорчики во время урока! Итак, всем открыть тетради. Записывайте новую тему…
Какое-то время и Лёля, и Иришка, сидели молча, добросовестно занося в тетради подробные объяснения учительницы. Потом Лёля не выдержала.
- Ну, хватит тебе уже шлангом прикидываться! – прошептала она, почти умоляюще глядя на Иришку. – Тебя же тут целых три недели не было!
- Как это, не было?! – даже обиделась Иришка. – А с кем же ты тогда, интересно, в кино ходила? В эту субботу…
- С Марьяной ходила, - растерянно проговорила Лёля и вновь осмотрела помещение в тщетных поисках подруги.
- Это с какой такой Марьяной? – с недоумением и даже с явственно различимыми нотками ревности в голосе поинтересовалась Иришка. – Что это ещё за Марьяна у тебя вдруг объявилась?
- Наша Марьяна! – уже с трудом сдерживаясь, прошептала Лёля. – Васильева. И, кстати, не знаешь, почему она сегодня в школу не пришла?
- Даже не понимаю, о чём ты… - как-то настороженно прошептала Иришка, немного отодвигаясь от Лёли. – Марьяну какую-то выдумала…
- Ну, что у вас тут за разговоры постоянные?! – строго проговорила Анжела Митрофановна, подходя вплотную к подругам. – Что никак поделить не можете?
- Да Лёлька тут ерунду несёт полную! – буркнула Иришка, не сводя глаз с Лёли. – Всё о Марьяне какой-то допытывается…
- Анжела Митрофановна! – Лёля вскочила с места. – Не знаете, почему сегодня Васильевой в школе нет?
- Кого? – переспросила Анжела Митрофановна с недоумением.
- Васильевой Марьяны. Она что, заболела?
- А разве в вашем классе есть такая ученица? – вопросом на вопрос ответила Анжела Леонидовна. – Дети! – добавила она, обводя взглядом класс. – Кто из вас слышал о Васильевой Марьяне?
Класс весело загудел.
- Во даёт, Лялечка! – выкрикнул, обернувшись к Лёле, второгодник Сашка Мирончик. – Во заливает!
И сразу же получил от Иришки учебником по голове.
Это именно Сашка придумал для Лёли кличку «Лялечка», и всегда получал за оскорбительную эту кликуху книжкой по голове от…
От Марьяны…
А сегодня получил от Иришки, которая сидела сейчас на месте Марьяны. И на полном серьёзе утверждала, что ни в каком санатории она не была, и что именно с ней ходила Лёля в кино в прошлую субботу…
С ней, а не с Марьяной!
А Марьяна не просто не пришла сегодня на уроки, она, вообще, исчезла. Так, словно не было её вовсе…
А может, и в самом деле не было, если никто из учителей и одноклассников даже не помнит о ней? Никто, кроме…
Одна Лёля ещё помнит подругу…
Пока ещё помнит…
«Так это был не сон! – внезапно подумалось Лёле. – И всё то, что произошло со мной вчера – всё оно и на самом деле произошло! И жуткая кукла эта, которая лишь притворялась безобидной гуттаперчевой игрушкой… вот только получается почему-то, что её, вроде как, и не было вовсе… то есть, всё это просто осталось в той, прежней реальности. И Марьяна… она что, тоже навсегда исчезла из нашего мира?»
- Садись, Кушнер! – сказала Анжела Митрофановна, как-то странно поглядывая на Лёлю. – Или ты ещё что-то спросить хочешь?
Но Лёля лишь молча смотрела на учительницу и в глазах её был ужас. Самый настоящий ужас и ничего кроме…
- Что с тобой, Лёля? – озабоченно поинтересовалась Анжела Митрофановна. – Случилось что? Почему ты молчишь?
- Давай, Лялечка, не молчи! – вновь выкрикнул Сашка, низко пригибаясь и прикрывая голову обеими ладонями. – Гони свою туфту дальше!
И всё же получил повторно учебником от Иришки. На этот раз по уху.
- Жданович! – крикнула Анжела Митрофановна, мгновенно переключая внимание с Лёли на Иришку. – Что ты себе позволяешь?! А тебе, Мирончик, тихо никак не сидится! Кушнер, ты куда?!
Но Лёля уже выбегала из класса.
Она не помнила даже, как сбегала по ступенькам на первый этаж, как брала курточку в гардеробе. Опомнилась лишь, когда от здания школы её отделяло не менее полутора километров.
И всё это расстояние она не прошла, а, буквально, пробежала. Сама не понимая: куда и с какой целью.
И лишь, приостановившись и внимательно осмотревшись вокруг, поняла, что находится сейчас совсем неподалёку от старой обшарпанной пятиэтажки, в первом подъезде которой, на пятом этаже и проживает Марьяна со своей мамой и бабушкой.
Вернее, проживала там ещё так недавно…
А что теперь? Кто там сейчас обитает?
Лёля вдруг поняла, что ей очень не хочется этого выяснять. И что куда лучшим вариантом будет просто повернуться и уйти. Домой… или, может, вновь в школу возвратиться? Тем более, там и рюкзачок остался…
Некоторое время Лёля колебалась, а потом вдруг ощутила, как вместо страха в душе рождается злость. И какая-то отчаянная решимость всё окончательно выяснить.
И тогда она вошла в подъезд и принялась медленно подниматься по таким знакомым ступенькам на пятый этаж. Поднималась тяжело, через силу, ноги были словно ватные. Или какие-то чужие, что ли…
- Лёлька, постой! – послышался вдруг позади Лёли чей-то на удивление знакомый голос и, одновременно с этим, гулко хлопнула входная дверь.
Обернувшись, Лёля с радостным изумлением увидела Иришку, только что вбежавшую в подъезд. Она смотрела на Лёлю, стоящую на ступеньках, и тяжело, с присвистом дышала.
– Фу, еле догнала тебя! – с трудом проговорила Иришка, обмахиваясь ладонью, как веером. – Чемпионка, блин!
- А ты чего за мной побежала? – Вновь спустившись вниз, Лёля подошла к подруге вплотную. – За меня беспокоилась или просто нашла удобный повод с уроков слинять?
- А ты как думаешь?
Ничего на это не отвечая, Лёля крепко обняла Иришку, прижала её к себе (вернее, сама к ней крепко прижалась) и вдруг заплакала. Даже, не заплакала, разрыдалась навзрыд.
- Ты чего? – встревожилась Иришка, отстраняя от себя подругу и внимательно вглядываясь в заплаканное её лицо. – Случилось что?
- Случилось! – всхлипнула Лёля. – Да ещё как случилось!
- Давай, рассказывай!
- Нет!
Лёля отрицательно мотнула головой, старательно вытерла тыльной стороной ладони остатки слёз на щеке.
- Ты же всё равно не поверишь!
- А вдруг!
Некоторое время Лёля лишь молча смотрела на Иришку.
- Ладно! – наконец-таки решилась она. – Слушай тогда!
Она замолчала, но Иришка тоже молчала, ожидая продолжения.
- Понимаешь, я не ходила с тобой в кино в эту субботу, - торопливо, чтобы Иришка не успела её перебить, проговорила Лёля. – Я с Марьяной ходила, она в нашем классе училась, и мы с ней обе дружили: и ты, и я!
- А я в это время где была? – думая о чём-то своём, спросила Иришка, когда Лёля, наконец-таки замолчала. – Ну, когда вы в кино ходили: ты и эта… Марьяна твоя…
- Не моя, а наша!
- Ну, хорошо, пусть наша! Я где в это время находилась?
- В санатории ты находилась! – Лёля пыталась говорить как можно более убедительно, но всё же чувствовала, что Иришка ей ни капельки не верит. – Или в профилактории, точно не помню. Шумы какие-то у тебя в сердце обнаружили, вот и дали путёвку…
Она замолчала, пристально глядя на Иришку, но Иришка тоже молчала, глядя при этом куда-то в сторону.
- Точно, нашли у меня эти самые шумы… - немного помолчав, проговорила Иришка, упрямо избегая при этом взгляда Лёли. – И путёвку предлагали, но я отказалась… вернее, мама не захотела отпускать на такой длительный срок. Вот как оно было на самом деле…
- Значит, ты мне не веришь? – жалобно спросила Лёля.
Иришка ничего не ответила.
- Тогда всё остальное рассказывать просто смысла не имеет?
- Что, остальное? – насторожилась Иришка. – О чём ты?
- Да так, ни о чём!
Лёля повернулась и вновь принялась подниматься по лестнице.
- Куда ты? – послышался позади её удивлённый и, одновременно, встревоженный возглас Иришки, но Лёля ничего ей не ответила. И не обернулась даже.
Иришка нагнала её на третьем этаже, вернее, между третьим и четвёртым. Ничего не спрашивая, просто пошла рядом, и Лёля была за это весьма благодарна подруге. Ибо вновь возвратился страх, ужас даже… тёмный и тягучий какой-то ужас…
«Не ходи туда! – шептал ей изнутри еле различимый внутренний голос. – Не смей ворошить прошлого! Не пытайся вернуть то, чего вернуть невозможно! Ведь этот клоун, он тоже может возвратиться к тебе вместе с исчезнувшим прошлым! Так что лучше повернись и иди обратно! Даже, не иди, беги со всех ног!»
Если бы Лёля была сейчас одна, она, наверное, так бы и поступила: повернулась и бросилась вниз. Но рядом шла Иришка, и это придавала Лёли определённую решимость.
Подойдя к двери квартиры Марьяны (или, скорее, уже не её квартиры), Лёля остановилась в нерешительности. Звонить или не звонить?
И тут ей внезапно пришла в голову одна мысль. Просто замечательная мысль… и как только Лёля раньше об этом не подумала?!
А что, если с Марьяной и в этой изменившейся реальности ничего страшного не произошло? И живёт она по-прежнему в своей квартире, вместе с мамой и бабушкой, но вот только учится в совершенно другой школе и потому, естественно, даже не подозревает о самом существовании Лёли. Ну, и Иришки, разумеется…
- Тут что, знакомая твоя живёт? – спросила Иришка. – Или родственница?
Лёля ничего не ответила.
«Пускай так и будет! – мысленно взмолилась она непонятно кому, одновременно с этим изо всей силы нажимая на кнопку звонка. – Пускай они по-прежнему тут проживают! Конечно, Марьянки сейчас дома быть не должно, уроки ещё не окончились, но пускай тогда мне откроет дверь её мама. Или бабушка!»
И с мамой, и с бабушкой Марьяны Лёля была хорошо знакома.
Дверь отворилась, когда Лёля всё ещё продолжала настойчиво и как-то лихорадочно жать на кнопку, и она, резко отдёрнув руку, едва не вскрикнула от неожиданности.
Перед ней стоял клоун. Настоящий.
В клоунском своём наряде, с ярко размалёванным лицом, он внимательно смотрел на Лёлю и она, вся похолодев от ужаса, тоже смотрела на клоуна жалким, затравленным каким-то взглядом. И это продолжалось долго, очень долго… целую вечность и ещё немножко…
- Ух ты! – не сдержавшись, воскликнула за спиной у Лёли Иришка. – А вы, дяденька, и вправду клоун? Или просто приоделись так?
И одновременно с этим неожиданным возгласом подруги Лёля вдруг ощутила, как сверху словно обрушился на неё целый водопад, не холодной даже, почти ледяной воды. Впрочем, никакой воды, естественно, не было, но ощущение было настолько реальным, что Лёля едва не вскрикнула вторично.
- Да, я клоун! – как-то совершенно буднично произнёс размалёванный дяденька, переведя теперь взгляд на Иришку. – И у меня сейчас репетиция. А вам что, девочки?
Не отвечая, Иришка вопросительно взглянула на Лёлю.
Но Лёля так ничего и не ответила подруге. Молча и как-то растерянно озиралась она по сторонам.
- Вы, может, за автографами? – догадался дяденька в клоунском наряде. – Где вам расписаться… давайте скорее…
- Нет, мы не за этим… - наконец-таки выдавила из себя Лёля. – Извините, пожалуйста!
И, повернувшись, она начала медленно спускаться по лестнице, стараясь не пропускать ни одной ступеньки.
«Зачем я сюда пришла? – билась у неё в голове одна-единственная мысль. – Что мне здесь нужно было? Ведь что-то же привело меня сюда… вот только что?»
Этого она совершенно не помнила. Помнила только, что почему-то с уроков сбежала ни с того, ни с сего. И будет её за это в школе нагоняй, а потом ещё и дома от мамы втык здоровенный получит. И поделом…
И клоун этот…
И почему одна лишь мысль о нём заставляет сердце Лёли так тревожно биться?
А Иришка? Где она, кстати?!
- Иришка! – остановившись на площадке третьего этажа, закричала что есть сил Лёля, чувствуя, как вновь накатывают на неё откуда-то изнутри волны тёмного, слепого какого-то ужаса. – Иришка, ты где?!
- Да иду я, иду! – послышался сверху весёлый голосок подруги. – Посмотри лучше, что нам дяденька клоун подарил! Вернее, не нам, а тебе лично велел передать!
И, поравнявшись с Лёлей, Иришка сунула ей в руку маленького игрушечного клоуна. Вернее, попыталась сунуть…
- Держи, чего ты?
- Нет! – Лёля даже отшатнулась от подруги. – Выбрось его, слышишь! Выбрось немедленно!
- Ну, вот ещё! – Иришка пожала плечами, внимательно рассматривая игрушку. - Тяжёлая какая! – она помолчала немного, вопросительно взглянула на Лёлю. – Так ты берёшь или нет?
- Нет! – не проговорила даже, выкрикнула Лёля, отчаянно мотая головой. – Нет!
Она и сама не могла понять, почему при виде этой, такой маленькой и безобидной на вид игрушки, её вновь охватил ужас. Что-то такое билось глубоко в подсознании, пытаясь вырваться наружу… но так и не вырвалось…
- Ну и ладно, - проговорила Иришка, засовывая игрушечного клоуна в карман куртки. – Не хочешь – не надо! Тогда я его себе оставлю.
Иришке вдруг показалось, что игрушка в этот момент чуть шевельнулась под её пальцами, но, скорее всего, ей это только показалось.
Автор: Геннадий Авласенко
Источник: http://litclubbs.ru/writers/3236-guttaperchevyi-kloun.html
Публикуйте свое творчество на сайте Бумажного слона. Самые лучшие публикации попадают на этот канал.
#хоррор #ужасы #клоуны #страшный клоун #страшные игрушки
Больше интересных статей здесь: Ужас.
Источник статьи: Гуттаперчевый клоун.