Конечно, согласились на это предложение далеко не все – чехи устали воевать за чьи-то интересы, и в основной своей массе они не были намерены воевать за Мировую Революцию. Так что большинство чехов приняли решение оставаться военнопленными и надеяться на то, что когда-нибудь их всё-таки эвакуируют за пределы России. Тем не менее, тех чехов, которых большевикам удалось распропагандировать и переманить на свою сторону, оказалась не так уж и мало, что позволило Советам сформировать полноценное подразделение «Красных чехов», которое стало хоть и малочисленным, но одним из самых боеспособных подразделений Красной Армии.
Во время Великого Отступления, Восстания Политцентра и конфликта с атаманом Семеновым несколько небольших чешских отрядов и подразделений дезертировали и присоединились сначала к эсерам, а затем, после того, как Политцентр сдал свою власть большевикам, они вступили в ряды уже «Красных чехов».
Формируя подразделение «Красных чехов», несмотря на его малочисленность, большевики стремились к тому, чтобы ими руководили представители их народа. И такие руководители нашлись – корпус «Красных чехов» возглавил писатель Ярослав Гашек, к тому времени набравшийся немалого опыта в партийной, политической и административной работе. Несмотря на то, что до войны Гашек вёл на родине богемный образ жизни, был завсегдатаем многочисленных пражских трактиров и ресторанов, автором и участником всяческих шуток, розыгрышей и проказ, находясь в рядах Красной Армии он вёл себя по-другому. Здесь он показал себя ответственным и исполнительным человеком, хорошим организатором, к тому же беспощадным к врагам революции. Неудивительно, что его привлекли на столь ответственный пост.
Ярослав ГашекТем временем, в том числе под влиянием от создания большевиками корпуса «Красных чехов», союзники наконец сдвинули дело с мертвой точки. Худо-бедно удалось решить конфликт с атаманом Семеновым. Да и чехи, видя, что в связи с деятельностью большевиков им начинает грозить раскол, стали вести себя более смирно. Но это означало, что они будут и к большевикам относиться с меньшей категоричностью. Большевики получили свой рычаг давления в виде корпуса «Красных чехов», угрожая зажатым чехословакам расколом. В сложившейся политической ситуации чехословацкое командование искало выход. Стала вырисовываться тенденция ориентации на правоэсеровские группировки и возможного сотрудничества с большевиками. Еще в июле управляющий делами колчаковского правительства Г.К. Гинс утверждал, что чехословацкие руководители, с одной стороны, боятся активно выступить против большевиков, а с другой — опасаются, что в случае бездействия окажутся лицом к лицу с ними. Отсюда, по словам Г.К. Гинса «их колебание между преобразованиями власти и миром с большевиками…».
28 октября 1919 г. у станции Куйтун было подписано мирное соглашение между чехословацкой делегацией и командованием Красной Армии. В соответствии с договоренностью обе стороны обязались содействовать быстрейшему выезду чехов за пределы России, а между двигающимися на восток чешскими войсками и идущим следом за ними советским авангардом устанавливалась нейтральная зона, т.е. промежуток между арьергардом чеховойск и авангардом войск Красной Армии «от депо до депо».
В соглашении подчеркивалось, что чехословаки должны были оставить адмирала Колчака и его сторонников, арестованных иркутским ревкомом, и не вмешиваться в распоряжения Советской власти в отношении арестованных. Командованию Красной Армии передавался и золотой запас, принадлежащий РСФСР, при уходе последнего чехословацкого эшелона из Иркутска, а также все мосты, водокачки, железнодорожные постройки и туннели в исправном состоянии. В отношении отрядов, действующих против Советской власти, они должны были соблюдать нейтралитет.
Тем временем Масарик наконец добился согласия американцев эвакуировать Чехословацкий Корпус на территорию США. Чехи расположились во Владивостоке, где их подбирали американские корабли. Эвакуация заняла немало времени и 2 августа 1920 г. последний транспорт с военнослужащими Чехословацкого Корпуса покинул порт Владивосток.
Впоследствии после эвакуации бывшие бойцы Чехословацкого Корпуса разделились. Одни уехали из США и вернулись на родину – австрийцы сдержали своё слово и предоставили чехам амнистию. Другие остались в Америке и составили там сплоченную чешскую диаспору, сосредоточенную прежде всего в Калифорнии. Подобный раскол произошел и с теми чехами, которые попали к большевикам. Большинство из них выбрали статус военнопленных и впоследствии покинули Россию, когда им представилась такая возможность – большая часть чехов вернулась на родину (хотя в связи с тем, что они прибыли из Советской России, их проверяли тщательнее), кто-то осел в других странах. Идейное и распропагандированное меньшинство вошло в ряды «Красных чехов», которые, несмотря на свою малочисленность, стали одним из самых боеспособных элитных подразделений Красной Армии.
Поддержка проантантовских Белых закончилась полным провалом. Колчак был разгромлен, а на севере интервенты заранее ушли сами. При этом многие считали, что Антанта не особо-то и хотела оказывать Белым по-настоящему качественной помощи. Многие белогвардейцы жаловались на скудность поставок из Британии и США. Вот что вспоминал об английских поставках один из офицеров Северной Армии в конце апреля 1919 г., накануне начала эвакуации британцев из Архангельска и Мурманска:
«Англичане обещали оружие, снаряды, обмундирование и продовольствие. Лучше бы они ничего не обещали! Ружья, присланные ими, выдерживали не более трех выстрелов, после четвертого патрон так крепко заклинивался в дуле, что вытащить его возможно бывало только в мастерской. Их танки были первейшего типа («Времен войн Филиппа Македонского», — горько острили в армии), постоянно чинились и, пройдя четверть версты, возвращались, хромая, в город. Французские «Бебе» были очень хороши, но командовали ими англичане, которые уверяли, что дело танков лишь производить издали потрясающее моральное впечатление, а не участвовать в бою. В своей армии они этого не посмели бы сказать. Они развращали бездействием и русских офицеров, прикомандированных к танкам.Англичане присылали аэропланы, но к ним прикладывали неподходящие пропеллеры; пулеметы — и к ним несоответствующие ленты; орудия — и к ним неразрывающиеся шрапнели и гранаты. Однажды они прислали 36 грузовых пароходных мест. Оказалось — фехтовальные принадлежности: рапиры, нагрудники, маски, перчатки. Спрашиваемые впоследствии англичане с бледными улыбками говорили, что во всем виноваты рабочие-социалисты, которые-де не позволяют грузить материалы для борьбы, угрожающей братьям-большевикам.Англичане обещали американское продовольствие для армии и для населения, обещали добавочный комплект американского обмундирования и белья на случай увеличения армии новыми бойцами, переходящими от большевиков. И действительно, эти обещания они сдержали. Архангельские склады, интендантские магазины, портовые амбары ломились от американского хлеба, сала, свинины, белья и одежды; все эти запасы служили предметом бешеной тыловой спекуляции и растрат. В наши ряды разновременно влилось немало бывших красных солдат и жителей-добровольцев, но все были разуты, раздеты и безоружны. К тому же их вскоре нечем стало кормить. А английский представитель в Архангельске уже сносился по телефону с петербургскими большевиками.Продовольствие просачивалось тоненькой струйкой, по капельке. Не только жителям пригородов невозможно было дать обещанного хлеба — кадровый состав армии недоедал. На требование провианта из тыла отвечали: продовольствие предназначено для жителей Петербурга после его очищения от большевиков, и мы не смеем его трогать; изыскивайте местные средства. Удивительная рекомендация: снимать одежду с голого.Лучше бы англичане совсем ничего не обещали, чем дали обещание и не исполнили его».
Взаимоотношения Антанты с остатками Белого движения в Сибире
Некоторые белогвардейцы, объясняя скудность поставок и непоследовательность политики Антанты по отношению к ним, руководствовались теорией заговора. Те, кто выражал конспирологическую точку зрения, считали, что Антанта желала расчленить Россию на отдельные слабые государства, что, даже выступая против большевиков, британцы и американцы не хотели видеть Россию сильной и стремились расколоть и поработить её. Они считали, что британцы предпочтут видеть Россию большевистской, чем сильной и единой.
И Колчак, провозгласивший восстановление Единой и Неделимой России, стал костью в горле для Антанты, которая решила всё погубить, но не допустить торжества сильного лидера. На деле это было не так. Та же Германия фактически работала на раскол Российской империи, поддерживая свои марионеточные режимы в Финляндии, Прибалтике и Украине, но при этом оказывала белогвардейцам широчайшую помощь и поддерживала их добросовестно и ответственно (что, кстати, у многих Белых, привыкших за годы Вельткрига воспринимать немцев как коварных врагов, вызывало даже некоторый разрыв шаблона).
Антанта была крайне заинтересована в сильной и единой России, поскольку им нужна была не только победа над большевизмом, но и противовес против Германии. А что до того, что это не получилось – не стоит объяснять злым умыслом то, у чего есть немало уважительных причин. Антанта проиграла Вельткриг, и потому ей было важнее смягчить своё поражение на Потсдамской конференции, чем бросать все силы и средства на помощь белогвардейцам. К тому же Антанта вышла из войны крайне потрепанной.
Франция погрузилась в пучину сначала смуты, а затем и гражданской войны. США не вступили в Вельткриг, и, соответственно, не стали отправлять войска и в Россию. Такие страны, как Греция, тоже не стали вовлекать себя в русскую эпопею. По своей сути, дело интервенции Британии пришлось тянуть на своём горбу. Конечно, были японцы. Американцы, хотя и не отправили свои войска, оказывали белогвардейцам материальную помощь, а также американцы активно участвовали в российских делах на политическом и дипломатическом уровне.
И тут возникает другая проблема – британцы, японцы и американцы воплотили в жизнь сюжет басни «Лебедь, рак и щука». Британцы делали ставку на Колчака. А вот у японцев был свой протеже – атаман Семенов. Кроме того, Япония не столько боролась с большевизмом, сколько преследовала свои цели и использовала интервенцию для усиления своего влияния на Дальнем Востоке, что очень не нравилось британцам и американцам. Великобритания и США стремились ограничить японскую экспансию в Азии, что создавало риски конфликтов и разногласий.
Масла в огонь начала подливать германская дипломатия, которая пыталась всячески поощрять японскую интервенцию в Россию и защищать японские интересы в России, которые стремились ограничить американцы и британцы. Немцы преследовали две цели – не позволить большевикам занять Дальний Восток (и тем самым связать там хотя бы часть их сил) и направить японскую экспансию на север и восток, чтобы они, увязнув там, поменьше интересовались южной Азией, где Германия начала устанавливать своё влияние.
Американцы, хотя и не отправили в Россию свои войска, тем не менее, принимали в российских событиях достаточно широкое политическое и дипломатическое участие.
Обратите внимание: "Русские - самые великие маляры в мире". Что удивило в России поэта Теофиля Готье.
Они сочувствовали Чехословацкому Корпусу и оказывали ему поддержку больше всех остальных. Именно они эвакуировали чехов из России, хотя решение этого вопроса растянулось на непростительно долгий срок, за который Чехословацкий Корпус успел наломать немало дров. Силы, которым сочувствовали американцы, были и среди русских белогвардейцев. Но, как и британцы с японцами, американцы выбрали собственных протеже. Их выбором стала «демократическая контрреволюция».Сибирское областничество в лице правительств в отдельных регионах, получившее развитие с началом гражданской войны, подавало самые серьезные надежды, вырастая на легитимной основе в альтернативу большевизму. Они – эти правительства – определенно тяготели к Америке, являясь как бы государством в государстве, формально связанными с центром, но более всего зависимыми от поддержки извне.
Госсекретарь США Лансинг рассуждал о «единой России» в виде федерации независимых государств, среди которых сибирской автономии должно было принадлежать особое место. Инициатива сибирских областников, издавна привлекая к себе внимание американцев, как казалось, способна была осуществить самые смелые идеи реформирования Российского государства на путях самоопределения Сибири и других регионов. Проамериканская ориентация многих эсеро-меньшевистских областных правительств подсказывала Вашингтону линию поведения, которая не укладывалась в упрощенные схемы по формуле «свой – чужой» и вызывала разочарование и даже осуждение многих представителей белого движения.
В наиболее резкой форме эти настроения выразил адмирал Колчак. Анализируя летом 1918 г. расстановку сил в Сибири и на Дальнем Востоке, а также оценивая шансы на получение помощи Белому Движению со стороны союзников, Колчак писал: «СШСА заняли положение, сочувствующее большевистскому развалу и разложению России, особенно определенно высказанное в известном письме президента Вильсона к представителям так называемой советской власти. Мне были ясны, особенно после недавнего личного пребывания в СШСА, полное непонимание их представителями положения вещей в России и представление их о происходящем государственном разложении России как о выражении демократической идеологии. Поэтому рассчитывать на помощь Соединенных Штатов в деле вооруженной борьбы с большевиками мне не представляется возможным».
Колчак если не знал, то догадывался, что к нему (так же, как и к ряду других лидеров белого движения) в Вашингтоне относились с подозрительностью, считая его поначалу ставленником англичан (а отчасти и японцев) и откровенно непочтительно высказываясь об архиконсервативном характере его идеологической и политической платформы. Впоследствии это проявилось после переворота. Американцы не очень хорошо относились к Колчаку, отправляли ему мало помощи (в основном американские поставки доставались чехам) и не особо жалели о Верховном Правителе, когда его сверг Политцентр.
В результате оркестр Антанты «Лебедь, рак и щука» выступил с провалом: «Вы, друзья, как ни садитесь, но в музыканты не годитесь». Протеже Британии адмирал Колчак потерпел сокрушительное поражение. «Демократическая революция», на которую возлагали большие надежды американцы, закончилась пшиком ещё раньше. Только Япония сумела сохранить своего протеже – атамана Семенова. Его положение тоже было тяжелым, но он всё ещё держался, к тому же к нему пришло неплохое подкрепление из остатков армии Колчака. Отступление армии Каппеля, хотя и было крайне тяжелым и стоило огромных потерь, тем не менее, не превратилось в ещё более тяжёлый РИ Ледяной Поход – благодаря тому, что отступление шло большей частью осенью. Потери были всё-таки поменьше, и сам Каппель выжил.
Понёсшая меньшие потери армия и выживший прославленный полководец стали неплохим подспорьем для атамана Семёнова в борьбе с красными партизанами и пробольшевистскими формированиями. Да и японцы, чувствуя, что благодаря германской поддержке они не окажутся в дипломатической изоляции со стороны Великобритании и США, вцепились в интервенцию на Дальнем Востоке мёртвой хваткой, пусть даже это стоило им многих средств. Британцы и американцы не сумели надавить на Японию, и им не оставалось ничего, кроме как отступить. Чехословацкий Корпус был эвакуирован в США. Американцы окончательно свернули помощь белогвардейцам. Британцы полностью вывели свои и канадские войска из Сибири и с Дальнего Востока.
Эвакуация канадцев с Дальнего востокаПоддержка большевиков со стороны США
Но, несмотря на полное фиаско, нужно было что-то делать. Пока синдикалисты ещё не одержали победу во Франции и Италии, большевизм и левый радикализм казались британцам и американцам меньшей угрозой, чем существенно усилившая своё влияние Германия. Если проантантовские белогвардейцы потерпели фиаско, то почему бы не попробовать построить противовес против Рейха из другого материала? Складывающаяся гегемония Германии и Японии – это последнее, что было нужно как президенту США, так и Британской империи.
Вильсон пришел к мысли о создании из России, даже Советской, противовеса Германии и Японии. Частично солидарна с этим была и Великобритания, которая и так оставалась одна в Европе против всей германской мощи, и потому единая и неделимая Россия была лучшим противовесом Кайзеру – желательно «белая», но если приспичит, то и «красные» сойдут.
Начались робкие попытки найти контакт с большевиками, которые сами считали, что международное признание им не помешает. Легче всего выйти на контакт с большевиками было американцам, в связи с тем, что президент Вильсон на первых порах относился к Советам не столь категорично. Это проявилось во время переговоров большевиков и немцев в Брест-Литовске.
Тогда Вильсон сообщил Конгрессу, что российские представители в Бресте (слова большевики он избегал) «представили не только абсолютно четко сформулированные принципы, на которых они заключили бы мир, но и столь же определенную программу выполнения этих принципов». Он осудил Центральные державы, не предоставившие никаких уступок ни верховной российской власти, ни национальным меньшинствам. «Российские представители были искренними и серьезными в своих намерениях. Они не способны принять подобные предложения захвата и владычества» – заявлял тогда Вильсон.
Воспользовавшись ситуацией в России для нападок на Германию, Вильсон не находил слов для похвал в адрес «российских представителей», как он именовал большевиков, чтобы не споткнуться на первой же букве «б». «Российские представители настаивали, весьма справедливо, очень разумно, в истинном духе современной демократии, что проводившиеся совещания с тевтонскими и турецкими государственными деятелями должны были вестись при открытых, а не при закрытых дверях, и желательно, чтобы весь мир мог следить за ними». Необходима была определенность, и в этот момент прозвучал российский голос, «более звонкий и более требовательный», хотя Россия оставалась обессиленной и беспомощной. Она не станет раболепствовать, отступать от своих принципов.
Фактически, сказал Вильсон, «их понятие о приемлемой для них справедливости, гуманизме и честности было заявлено с откровенностью, широтой взгляда, щедростью духа, общечеловеческим сочувствием. Это должно вызывать восхищение каждого, кто питает любовь к человечеству. Они отказались пожертвовать идеалами и покинуть других ради собственного спасения». Президент тогда говорил об эвакуации германских войск с российской территории и о разрешении проблем, затрагивавших интересы России. Это предоставило бы «беспрепятственную и свободную возможность независимо выбрать курс своего развития и национальной политики, гарантируя России искренний и радушный прием в сообщество свободных государств под началом самостоятельно избранных ею институтов; и не только радушный прием, но и помощь любого рода, какая ей может понадобиться и какую она пожелает». Подобное отношение, заявил он, станет своего рода «кислотной пробой», проверкой добрых намерений США, их благожелательности к России и понимания ее проблем. Эта самая «проба» в российской политике Вильсона заключалась в восстановлении и урегулировании границ, внутреннем и внешнем самоопределении, открытости России миру и помощи в ее нуждах.
В той речи была выражена озабоченность ситуацией в стране, в данном случае в России, которую Германия схватила за горло, а также тем, как изменится политика, если за столом будущих мирных переговоров, когда верх одержат союзные державы, восторжествует справедливость. Президент перечислил злодеяния Центральных держав во главе с германским милитаризмом и автократией и дал понять, что они могут перегрызть горло России, если она не продолжит войну.
Судьба России ждала и другие страны, пожелавшие договориться с Германий и ее союзниками с позиции слабости. Реакция на ту речь была интересной. Ленин тогда заявил, что «это огромный шаг к миру во всем мире». Было свидетельство, что Ленин «радовался, как мальчишка, гуманным и понимающим словам президента о России, признанию им честности целей большевиков». Но Ленин нашел и изъян: «Все это очень хорошо, но почему не официальное признание, и когда?». Вильсон тогда привлек внимание Ленина, и почему бы не попробовать сделать это снова, даже несмотря на последовавшую после Брестского мира вражду и интервенцию?
Однако одно дело прийти к мысли, одно дело начать вступать в какие-никакие контакты – совсем другое дело довести всё до конца. Этого не удалось ни американцам, ни тем более британцам. В США 1919 г. прошел под знаком «Красной истерии» – с «рейдами Палмера» и «Советским ковчегом» – но в связи с тем, что волна левого радикализма захватила не только Россию, но и Францию, что Италия переживала в тот момент «Забастовочный 1919-й», «Красная истерия» проходила острее и длилась дольше.
К тому же осенью 1919 г. Вильсон пережил тяжелейший инсульт, после которого он так и не смог вернуться к своей нормальной работоспособности. В этих условиях возросло влияние политиков, большинство из которых испытали глубокое влияние «Красной истерии» и потому нисколько не были намерены развивать начинание по примирению с большевиками. В американской внешней политике вновь набирали силу тенденции к изоляции от европейских дел, усилившиеся после президентских выборов 1920 г. и приходу к власти республиканской администрации Уоррена Гардинга.
Что касается Британии, то она априори не была намерена идти на реальное сближение с большевиками, ввиду того, что ей приходилось помогать давить ещё один очаг левого радикализма буквально у себя под боком – во Франции. Кроме того, немало усилий британцы тратили на дипломатические дела – нужно было как-то сдерживать Германию и Японию. При этом в связи с гражданской войной во Франции они были одержимы страхом перед левым радикализмом, и потому британское правительство настойчиво отгоняло от себя мысли о том, что Советская Россия может стать потенциально неплохим противовесом и Германии и Японии – зачем идти на этот шаг, если большевизм является опаснейшей угрозой миру (что подтверждали события во Франции, а затем в Италии)? К тому же Британия была вынуждена постоянно отвлекаться на внутренние дела.
На волне поражения Антанты в Вельткриге страна переживала кризис, да к тому же глубоко устала от войны, и потому жены и матери крайне агрессивно реагировали на любую попытку отправить солдат в бушующую Францию, не говоря уже о далёкой России. Масла в огонь подливали разного рода социалисты и левые радикалы, которые по малейшему поводу устраивали самую настоящую истерику под лозунгом – «Руки прочь от России и Франции!». При этом популярность левых радикалов в связи с кризисом только росла, и правительству не помогала даже мантра «Вы что, хотите, как во Франции?», на которую левые давали пафосный и одновременно истеричный ответ: «Французские синдикалисты всё делают правильно! А дурдом во Франции происходит из-за козней империалистов! Руки прочь от Франции!». И этот ответ сопровождался тысячами одобрительных голосов со стороны британских рабочих… Британское правительство лихорадочно пыталось разгрести всю ту гору свалившихся на страну проблем. Но оно не могло равномерно распределить все свои силы. И это порождало непоследовательность британской политики, что на своей шкуре почувствовали сторонники Антанты из числа российских белогвардейцев.
Проантантовская часть Белого Движения потерпела крах, а сама Антанта с позором ушла из России. Теперь судьба России решалась на западе страны, где схлестнулись две главные силы в этом противостоянии – большевики и Кайзеррейх.
Предыдущие части цикла: #мир_победившего_кайзеррейха
Теги записи: #альтернативная история #гражданская война в россии #октябрьская революция
Источник - http://alternathistory.com/kaiserreich-mir-pobedivshego-imperializma-chast-6-grazhdanskaya-vojna-v-rossii-katastrofa-na-vostoke/#krasnye-chehi
👉 Подписывайтесь на канал Альтернативная история ! Каждый день — много интересного из истории реальной и той которой не было! 😉
Больше интересных статей здесь: История.
Источник статьи: Мир победившего Кайзеррейха. Глава 6. Гражданская война в России. Часть 6. Красные чехи.