— Следуй за мной, — произнес Кетл.
Голос его прозвучал бесстрастно. Старческих ноток в нем не было, обычный мужской голос, даже не такой низкий, как у Теаюрига. Поэтому она и решила, видать, сначала, что он ее ровесник или немного постарше.
Ну и тоска ей предстоит — общаться с пожилым научным работником, которому и вовсе не до тебя. Помнится, и на вопросы ее он220 отвечал неохотно, а теперь, когда она стала для него обузой, от него тем более ничего не добьешься. И имя у него такое смешное. Дор — почти доктор. Доктор Чайник, курьезный персонаж. Как упорно он пытался от нее избавиться… вот бедняга.
(начало - глава 1, глава 2, глава 3, глава 4, глава 5, глава 6, глава 7)
Хотя его можно понять. Ей стало неловко, что принесла такие проблемы пожилому, как оказалось, ученому. Если бы не он, ее бы уже не было в живых. Бедняга решился нарушить закон, чтобы спасти ее. И не бросил на совете, помогал подсказками.
Пожалуй, лучше уж этот профессор, чем кто-либо еще. Есть что-то надежное в этом доре, словно она уже давно его знает. А чего ждать от остальных — неизвестно. Одно дело, несколько знакомых инопланетян в земном окружении или Стар под ее опекой, другое — когда она здесь одна среди чуждого разума.
Конечно, они и шагу не сделают без одобрения этих своих Сил, но вот что именно они способны одобрить — она не знала. Стар — он ведь рос без отца, он, может, и не в курсе всего.
Ей хотелось снова и снова ругать себя за безрассудность, но от этого ведь ничего не изменится. Лучше сосредоточиться на дороге. Сейчас ей приходилось одновременно не терять из виду силуэт дора, стараться не врезаться в скалу и не оступиться на неровных камнях.
Сначала идти на ощупь казалось не так уж и трудно. Они покинули поляну и некоторое время шли по широкому ровному проходу между двух скал — справа и слева от нее разливалось серебристо-холодное свечение, а под ногами мягко пружинила трава. Но затем проход начал сужаться, а дорога то спускалась, то поднималась. Трава закончилась, и Патрисия то и дело спотыкалась о камни. Когда они шли вверх, ей казалось, что дорога встает перед ней отвесной стеной, а когда вниз — ей чудилось, что она сейчас упадет плашмя. Кетл только иногда направлял ее — правее, левее.
А затем… Скала с одной стороны открылась — иначе как объяснить то, что серое свечение пропало, а все слева вдруг залилось таким невыносимым мерцанием, что она зажмурилась. Но это не помогло, ведь свечение не имело никакого отношения к зрению. Скала справа оказалась совсем близко, и Патрисия вдруг поняла, что они находятся на краю обрыва. Высоты она, в принципе, не боялась… когда это, к примеру, вид из окна селиплана, или с крыши высотного дома. Но тут…
Голова у нее начала кружиться, все краски перемешались.
— Стой! — крикнула она своему молчаливому провожатому, пока тот еще не скрылся за крутым поворотом. — Верни мне зрение! Я боюсь… я не могу идти дальше.
Кетл остановился. Как раз в этот момент под ее ногой что-то хрустнуло, и мелкие камушки полетели вниз с обрыва. Она невольно вскрикнула, лихорадочно нащупала стену и всем телом прилипла к ней.
Силуэт ученого замерцал поблизости.
— Я не могу открыть тебе зрение до решения Лайдера. Следуй за мной, и ничего не случится, — снова позвал он.
Она только панически замотала головой, понимая, что не сможет сделать больше ни шага. Если он видит сейчас ее цвет, то должен это понять.
— Но ты не можешь остаться здесь, — сообщил ей ученый потрясающую новость.
— А твой дом… Нам далеко еще?
— Еще пятнадцать сотен твоих шагов. Нам надо подняться гораздо выше.
— Я не смогу… у меня кружится голова.
Провожатый стоял в ожидании и, похоже, не собирался ничего предпринимать.
— Дай мне хотя бы руку! — потребовала Патрисия. — И давай пойдем помедленнее.
Кетл молчал.
— В чем дело? — рассердилась Патрисия. — У вас, я смотрю, не принято помогать женщине!
— А у вас, — медленно начал Кетл, — видимо, считается возможным притрагиваться друг к другу?
— А что в этом такого? Если надо помочь…
— То есть это для тебя ничего не значит?
— А что это должно значить?
— Но помощь на такой дороге никому не нужна, — вместо ответа сообщил дор.
— А мне нужна! — рассердилась она. — Я ж ничего не вижу, забыл?
Он некоторое время медлил, но потом все-таки вернулся за ней.
— Хорошо, — сказал дор. — Я возьму твою руку, если ты воспринимаешь это именно так. Но ты не должна будешь никому говорить об этом. Без крайней необходимости илле не имеет права первым дотронуться до руки женщины.
— А она?
— Если это делает она, это означает, что она позволяет ему ухаживать за собой, как за возможной невестой. Лучше тебе об этом знать, когда ты будешь общаться с другими, особенно с теми, которые находятся в возрасте огня.
— Ну и ну, — Патрисия так удивилась, что чуть не забыла про обрыв. — А если он не захочет после этого за нею ухаживать?
— Тогда он не ответит на ее прикосновение, и второй попытки она уже не сделает.
— И она будет чувствовать себя униженно.
— Почему? Она будет расстроена, но примет это как новое знание. Как иначе мужчине узнать, что он ей нравится?
— Ну, если она ему нравится, он мог бы сказать ей об этом первый. Лучше уж мужчина получит отказ, чем наоборот.
— Мужчина не может навязывать свои желания женщине, иначе она становится уязвимой, — строго сказал дор. — И у нас не принято говорить об этом словами до того момента, как язык тела не откроет нам чувства друг друга. Слова меняют мир вокруг нас, и остаются с нами, даже когда отзвучат.
Надо же… хорошо, что он ей объяснил, и хорошо, что он пожилой, а то с кем-то другим, помоложе, она могла бы попасть впросак. Дотронулась бы случайно, а потом поди от него отвяжись. Разве что белая кожа поможет. Патрисия вдруг вспомнила, как изумленно посмотрел на нее Стар, когда она дотронулась до него в знак поддержки. Она почувствовала, что краснеет. Получается, сначала она приставала к мальчишке, а теперь — к старику-профессору.
— Ты ведь не решишь, что я набиваюсь к тебе в невесты? — немного смущенная, она решила отшутиться.
— Нет, — абсолютно серьезно ответил он. — Мы ведь договорились понимать этот жест на твоем земном языке. К тому же, время, в котором у меня могла быть невеста, осталось двадцать светил назад.
Интересно, почему он выбрал науку и решил не жениться? Надо будет как-нибудь расспросить.
— А цвет? — вспомнила она. — Вы же видите цвет? По нему ведь можно понять, если кто-то влюблен?
— Ты имеешь в виду эмоции? Основной цвет у разумного не меняется в течение жизни. Но если кто-то не может или не желает скрывать чувства, то цвет может их выдать так же, как и глаза, и выражение лица. Но как ты сможешь узнать, кого именно любит женщина? Она может смотреть на тебя, а думать о другом.
— Ты подсказывал мне на совете, чтобы я скрыла свои эмоции…
— Я понял, что ты не скрываешь их только потому, что не умеешь.
— А этому можно научиться?
— Разумеется. Хотя некоторые эмоции скрыть очень трудно, а порой невозможно.
Пат вспомнила еще кое-что, что ей пригодилось бы:
— А как вы узнаете по цвету, говорит ли собеседник правду или лжет?
— Это узнается не по цвету, — удивился Кетл. — Разве это не слышно и так?
— Хорошо вам живется, — вздохнула Патрисия. — И врать друг другу бессмысленно, и все друг про друга ясно. Хотя, если подумать, так ли это здорово…
— Ты задаешь мне вопрос или сама пытаешься дать мне новые знания? Но я не слышу в твоих словах ни того, ни другого. О чем они?
— Это просто мысли вслух, — рассеянно ответила она.
— Земляне говорят сами с собой вслух? Как можно мыслить и говорить одновременно? Слова возникают тогда, когда созревает мысль. А твоя мысль явно не успевает дозреть.
— Земляне, — буркнула Пат, — не придают такого значения словам, иногда люди могут просто… — она подбирала выражение, — поговорить ни о чем, чтобы не молчать.
— Их сосуды пусты, но они делают вид, что пьют?
Патрисия решила не подтверждать его реплику о «болтовне» — ответить ей было нечего.
— Когда твоя мысль не дозрела, твой илинит становится очень плохим, — беспощадно сообщил дор.
— Это потому, — попыталась сопротивляться Пат, — что вы считаете каждую свою мысль законченной и не испытываете сомнений. А земной язык позволяет выражать все свои мысли, и не заключать их в обязательную форму.
— Как может разумный не испытывать сомнений? Но зачем сомневаться вслух?
— Но разве…
— Нам тоже стоит перестать черпать из пустых сосудов, — невежливо прервал ее дор Кетлерен. — Я вижу, что твой страх ушел. Нам пора идти. Я найду дорогу и ночью, но ты устала и твой путь должен быть завершен, пока светило еще делится с нами.
Тут до нее дошло, что весь этот занимательный разговор состоялся над краем пропасти — надо же, как ей удалось отвлечься! А дор-то? Отвечал, а сам терпеливо ждал, пока она придет в себя. А может, не просто ждал? Не с его ли невидимой помощью она успокоилась?
Однако силуэт его руки уже мерцал перед ней — профессор жертвовал ради нее традициями. Пат вложила пальцы в его ладонь, вцепившись как можно крепче, и он тут же потянул ее вперед.
Рука у него оказалась надежной, сухой и теплой, а идти стало гораздо легче, хотя все равно страшновато. Патрисия решила «смотреть» только в сторону скал и чуть-чуть на Кетла, тянувшего ее за левую руку. Правой она постоянно нащупывала холодный камень.
— Почему так сияет — даже больше, чем когда мы летели? — пожаловалась она.
— Это светило отдает нам вечерний цвет.
Наверное, это невероятно красиво, каким зрением ни смотри: закат в горах, на огромной высоте. Но ей снова стало не до красот. За крутым поворотом их ждал открытый с обеих сторон участок, а потом справа снова воздвиглась стена. Теперь они поднимались резко вверх. В какой-то момент небесное свечение заслонили скалы, под защитой которых Пат почувствовала себя спокойнее, но потом начался еще более крутой и ничем не огражденный подъем. Она едва находила под ногами опору, и спутник всякий раз ждал, когда Пат отыщет ступеньку — если это были ступеньки.
Воздух в горах, как ни странно, не был сильно разреженным. Но у нее закончилось дыхание, она совсем обессилела. Обрыв теперь остался у них за спиной, дор Кетл уже практически втаскивал ее в гору, а внизу всеми возможными красками мерцала пропасть. Если бы он сейчас отпустил ее руку, она полетела бы вниз, и летела бы, наверное, очень долго. От страха она уже не могла вымолвить ни слова, пот стекал по спине ручьями, мокрые волосы липли ко лбу и шее.
Наконец, одним последним рывком суровый проводник втянул ее на более-менее ровную горизонтальную поверхность. Сам он ничуть не задохнулся, дыхание у него ни капли не сбилось — старик, видать, был хорошо тренированный. Не думая уже ни о чем, Пат сделала несколько шагов подальше от пропасти и упала плашмя. Она пролежала так минуту, не меньше. Профессор терпеливо ждал, стоя рядом.
— Долго еще? — простонала, наконец, она, отдышавшись, и подняла голову.
— Мы пришли, — спокойно ответил дор Кетл. — Ты сейчас на пороге моего дома.
Н-да… похоже, напрасно она так мечтала скорее попасть «домой». Она аккуратно приподнялась на локтях, встала на карачки, а потом медленно, бочком, села, подтянув ноги и не отрывая ладоней от поверхности. То, что ученый назвал порогом, виделось ей небольшой площадкой, метров сорок в квадрате, с трех сторон окруженной обрывом. Закат, видимо, уже угасал, потому что мерцание стало слабее, и откуда-то сверху наползала настоящая чернота.
Напротив обрыва едва заметно серебрилась скала, уходящая далеко ввысь, а за скалой светлела еще более высокая пика. И еще откуда-то снизу доносилось чудесное благоухание, напоминающее запах липового цвета, но нежнее и тоньше.
Она осторожно встала, вытянув руки, ей тут же показалось, что площадка клонится в сторону пропасти, и Пат снова опустилась на колени. И — плевать, как это выглядит, — ползком на карачках двинулась в поисках опоры к скале. Потеряв терпение, Кетл решительно взял ее за руку, направил и втянул через темневший проход внутрь, где она, наконец, приняла вертикальный вид.
Ничто не освещало пещеру — а это была, несомненно, пещера, — изнутри. Серебристое свечение стало слабым-преслабым, перешло в песчаное и пропало. Закатные краски исчезли, и в этот миг Патрисия могла бы сказать, что ее поглотила полная чернота — ее внутренний взгляд здесь почему-то не работал. Однако силуэт хозяина она по-прежнему «видела».
***
Ну вот, оказывается, она боится не только высоты. Она ухватила дора за рукав:
— Свет! У тебя есть свет?
— Чего ты боишься? — удивился профессор. — Пока горы спят, ты здесь в безопасности.
— Есть тут какие-нибудь светильники? Источники света? Я ничего не вижу… даже как раньше, изнутри — ничего! Только немного тебя…
Она смутно подозревала, что это ей не поможет — если внутренним зрением нельзя увидеть селиплан, то и искусственный свет она тоже не увидит.
— Взгляд не позволяет тебе видеть в темноте? — удивился Кетл.
— А тебе? Вы и это умеете?
— Если ты спрашиваешь, могу ли я пользоваться своим жилищем, не освещая его, то мой ответ да. Но существуют насекомые, с радостью отдающие свой свет в жилищах илян. Однако их надо призывать заранее, чтобы они успели проделать немалый путь. Есть еще светящиеся цветы, но они быстро увядают, лишаясь энергии. Даже если бы они тут росли, я не стал бы просить их об этом без серьезной необходимости.
Несколько обалдевши, Пат замолчала. Она была готова «убить» любое растение, лишь бы… Впрочем, все это напоминало сказку. Животные, приходящие по зову, это еще куда ни шло, дрессировать умеют и на Земле. Но насекомые и цветы?
— Не понимаю, почему ты то видишь истинную суть предметов, то нет, — задумчиво произнес ученый. — Я думаю, это связано с твоим страхом. Ты боишься темноты, и поэтому она поглощает в тебе все остальное. Садись здесь.
Похоже, он перестал обращать внимание на традиции и спешил хоть как-то разобраться с проблемной гостьей. Движением руки он подвел и усадил Патрисию на что-то жесткое, гладкое, но не холодное, и его силуэт замерцал то слева, то справа, оставаясь единственным пятном в кромешной тьме.
Пат старалась не выпускать дора из виду, пока тот хозяйничал. Оценить размеры пещеры и высоту свода она не могла. Добавив к страху высоты еще и клаустрофобию, боязнь темноты и одиночества, Пат мысленно передала привет своему психотерапевту. Постепенно она все-таки успокоилась и ей захотелось побольше узнать об этом месте… раз уж придется провести тут какое-то время. Она надеялась, что именно «какое-то».
— Мы ведь очень высоко в горах, правда? Почему же здесь совсем не холодно? У нас в горах на вершинах лежит снег. И еще у нас чем выше, тем труднее дышать, — выдала свои скудные познания Пат.
— Воздух здесь иной, чем внизу, но, чтобы стало трудно дышать, надо выйти за пределы дыхания Илии, а это еще очень далеко.
— А чем этот воздух иной?
— Сейчас — ничем, благодаря кокону. Он создает и сохраняет тепло, иначе было бы куда холоднее. Хотя, наверное, и не настолько, как у вас на Земле. Снега на Илии не бывало уже много тысяч Фатазов, даже в горах.
Патрисия вспомнила, как хозяин селиплана говорил про купол, которым иляне себя здесь окружили. Может, это и есть тот самый кокон? Защита ото всего сразу — и от землян, и от холода. Кстати, в пещере почему-то становилось все теплее, и Пат стянула с себя термокуртку.
— Вероятно, ты голодна, — сделал научное допущение дор. — И я не знаю, достаточно ли будет твоему организму вечернего напитка.
До этого момента она про еду не думала, но тут сразу же ощутила голод и жажду.
— Я тоже не знаю, — призналась она. — Мы обычно не только пьем, но и едим. Но давай хотя бы напиток…
— Пойми, Паттл Иссия, я не принимаю здесь гостей, и не принимал их никогда в своей жизни. И, разумеется, у меня нет знаний о физиологии землян. Поэтому если ты будешь в чем-то нуждаться, ты должна сказать. Илле принимают пищу один раз в день, но утренний напиток дает силы, а вечерний успокоение.
— Из чего его делают, этот напиток?
— Листья для вечернего напитка отдают нам деревья. У меня не хватит его на двоих, поэтому тебе придется подождать, пока я его приготовлю. А утром я сделаю сок из плодов.
Она уже открыла было рот поинтересоваться, откуда в горах плодовые деревья, но внезапно у нее перед глазами вспыхнуло и разгорелось ярко-оранжевое пятно. Пятно колыхалось невысоко от пола, а Кетл, судя по силуэту, присел рядом на корточки.
— Это что, огонь? — обрадовалась она. — Ты будешь готовить на огне? Ты высек его из камня или у тебя есть… — она не могла найти слова «спички» в илините, — зажигательные палочки из дерева и горючего вещества?
— Да, это огонь, — Кетл отвечал последовательно. — Листья отдают свой сок, нагреваясь на огне. Я не понимаю, что значит высечь из камня и какие палочки ты имеешь в виду. Зеленая плесень, помогающая разжигать огонь на сухой траве, осталась внизу, в городе. Ее запасы бывают в каждом доме, но у нас они закончились. Нам приходится просить камни отдавать нам энергию, полученную ими от дневного светила.
— Это как? — удивилась Патрисия.
Кетл воспринял ее вопрос буквально.
— Я не смогу научить тебя этому, землянка. Просить у камня может только тот, кто имеет Дар.
Ей показалось, что она различает над оранжевым свечением огня что-то прозрачное и серебристое, перетекающее и сверкающее.
— Это вода? Там, над огнем?
— Да. Хорошо, что ты снова видишь. Значит, темнота и страх больше не затмевают твой взгляд.
— А где вы берете воду, если в горах нет снега? Ее что, тоже отдают камни? — Патрисия настолько пришла в себя, что даже могла иронизировать.
— Да, — спокойно ответил Кетл. — Горы черпают воду из своих корней и выпускают ее из щелей там, где мы просим.
Потрясенная, Пат надолго умолкла. Кто они такие, что горы отдают им воду, а камни разжигают для них огонь?
Еще общаясь со Старом, она решила взглянуть на этот их Дар с высоты цивилизованной науки. Врожденные способности илян — результат их многовекового гармоничного сосуществования с окружающим миром. Близость с природой позволяет им проникать, подключаться к ее энергетике — к так называемым «Силам». Каждый из них сам является частью этой природы, а значит, их силы — это тоже естественное ее проявление через них. Но при этом они — такие продвинутые — почему-то верят в их трансцендентный источник, и почитают эти природные силы, как личностей. Самый настоящий религиозный анахронизм!
От факультатива по истории земных религий Патрисия отказалась — на других планетах свои верования, и знание древних религий и других заблуждений человечества лишь нарушит чистоту эксперимента — захочется проводить параллели и делать преждевременные выводы.
Конечно, и сейчас на Земле никто не запрещал верить во что угодно, если это не вредит окружающим. Но государственной поддержки такая практика не встречала — люди, способные подстраивать свою жизнь под подобную ерунду, не могут быть достаточно дисциплинированы и четко соблюдать законы Контроллера. Правительство даже собиралось законодательно заставить таких чудаков регулярно отмечаться и проходить психологическое освидетельствование.
У Патрисии в семье тоже был свой чудак — точнее, чудачка. Еще девочкой Пат стыдилась, что ее бабушка — такая умная и образованная, так любит легенды. Патрисия не хотела ее обижать и делала вид, что слушает ее, когда та читала ей сказки по вечерам.
Обратите внимание: Цвета индиго. 3.
И вот, оказывается, кое-что из этих сказок запечатлелось у нее в голове. Потому что в словах Кетла об отдающих воду скалах ей послышалось что-то величественное… Как говорила бабушка, «библейское»… И даже как-то страшновато стало.— Наверное, для этого требуется кто-то, обладающей большой силой? — пораженная, прошептала она.
— Если ты спрашиваешь, любой ли, кто имеет Дар, может просить горы, то да, теперь любой.
— Теперь?
— Кто-то должен быть первым, чтобы найти нужное знание в источнике всех знаний, и поделиться им с другими.
Его сиреневый, она это ясно видела, светился очень красиво и ярко.
— Этим первым был ты? — внезапно догадалась она.
— Да, — коротко ответил он после небольшого молчания.
— Это и есть твоя работа? Извлекать нужное знание? Это и называется «быть ученым»? — допытывалась она.
— А у вас это слово значит иное?
Ну, конечно, иное, хотела сказать она. Хотя, по большому-то счету….
— Гм… пожалуй, в целом именно это и значит, — подумав, решила она. — А почему тебе не нравится, когда тебя называют «дором»?
Долгая-долгая пауза.
— Теаюриг прав, — произнес он, наконец, странным голосом, — для многих открытий тебе не требуется труда. Ты познаешь суть вещей изнутри.
Она по-прежнему не была уверена, что это комплимент. А на вопрос он ей так и не ответил…
А ведь этот профессор, похоже, совсем не прост даже по местным критериям и занимает тут особое положение. И при этом вынужден сейчас готовить напитки, кормить и устраивать ночлег для какой-то землянки. Наверняка он ужасно зол, хотя хорошо это скрывает.
Тем временем дор, кажется, перелил сверкающую субстанцию в другой сосуд, а потом подошел к Пат и вложил ей в руку глубокую чашу без ручки, теплую, но не горячую, так что ее можно было спокойно держать. Пат доверчиво поднесла чашу к губам и сделала глоток. Напиток оказался несладким, напоминающим травяной чай, не горьким и не терпким, без ярко-выраженного вкуса, но с очень приятным запахом вроде того, снаружи пещеры. Тепло разлилось по всему телу Патрисии. Ей действительно расхотелось есть, а все страхи куда-то исчезли. Она поставила чашу рядом с собой на скамью, если это была скамья, и с удовольствием откинулась к стене, ощущая умиротворение и покой.
Силуэт дора Кетлерена переливался неподалеку, кажется, он тоже пил или что-то убирал. Патрисия лениво прикрыла глаза, словно находилась у себя дома на мягком диване — вот-вот задремлет. Усилием воли она разлепила веки и увидела… ничего не увидела! Ее провожатый нигде больше не мерцал, он сбежал, он куда-то делся!
— Кетл! Кетл! Где ты? — завопила она, судорожно отыскивая его силуэт.
Ни шороха, ни шагов в ответ. А вокруг снова полная чернота, хоть глаза выколи. Она вскочила, заметалась по пещере, сшибая неизвестные предметы, в поисках выхода, но только натыкалась на стены. Паника захватила ее. Все предстало перед ней с ужасающей ясностью: ее завели сюда, напоили и бросили здесь одну! Одну, навсегда лишенную зрения, на чужой планете, на страшном расстоянии от Земли, на огромной высоте, в горах, в черной пещере, откуда ей никогда не выбраться, никогда не спуститься вниз — даже к этим чуждым ей существам. Никого, никого, никого вокруг!
Есть ли конец у этой пещеры, может быть, она уже углубилась в самые недра горы? Она кинулась обратно и тут же врезалась во что-то светящееся. Точнее в кого-то — паршивый профессор! Она вцепилась в него, чтобы не дать снова сбежать.
— Я не могу, куда ты ушел?! Я не могу тут! Верни мне зрение! — истерично орала она.
Наконец, выдохлась и некоторое время слушала недоуменное молчание Кетла.
— Ты захотела спать, и я пошел устроить тебе ночлег, — наконец, соизволил ответить он. — Отпусти меня, Паттл Исия, и скажи, чего ты так испугалась.
Но Пат только слегка ослабила хватку.
— А ты не уйдешь? Пожалуйста… никогда так не делай… не уходи, пожалуйста! Я… я боялась, что ты бросишь меня здесь, одну.
Его цвета непонятно мерцали.
— Наверное, люди поступают так друг с другом, — произнес он, сделав логический вывод.
— Я не могу тут… в пещере… — внезапно для самой себя заплакала она, понимая, что опозорилась окончательно.
Теперь ее будут считать трусихой. Она усилием воли отпустила его одежду и сказала жалобно:
— Прости… но здесь… здесь так темно. Весь твой успокоительный чай насмарку.
— Даже если я верну тебе зрение, ты ничего не увидишь. Здесь действительно темно. Но… — он, казалось, решался, — но ты можешь выйти наружу, ты не пленница.
— А там… там обрыв! Ведь сейчас ночь, да?
— Ты словно дитя, — произнес он почему-то мысленно, и в его «голосе» почудилась улыбка. — Пойдем наружу, и ты увидишь то, чего не видывал ни один землянин.
— И что же это? — опасливо поинтересовалась она.
— Истинный облик небесных светил. Но величие их безмерно. Готова ли ты к этому?
Звезды? А ведь действительно… снаружи сейчас звездная ночь — на чужой планете, высоко в горах — кто еще может увидеть это, кроме нее? Да еще внутренним взглядом, раскрывающим истинную суть вещей?
Патрисия тут же забыла свой страх и позорную панику, ей стало ужасно стыдно, но больше всего ей хотелось немедленно увидеть то, о чем он говорил.
— Я готова, — торжественно произнесла она.
— Тогда пойдем.
— Только… дай мне, пожалуйста, руку, — попросила она извинительным голосом.
***
Кетл без лишних раздумий взял ее за руку и вывел наружу. Состояние землянки внушало ему опасение. Оно и понятно: оказавшись далеко от соплеменников, в незнакомом месте, разумный на какое-то время теряет ориентиры. А земляне, очевидно, стойкостью не отличаются. Значит, надо отвлечь ее от непонятных, но мучительных для нее тревог, переключить на нечто большее, чем она сама.
Сегодня, в горах, пока он помогал землянке, его баланс невольно нарушился. Такого количества тактильного контакта у него не было за всю его жизнь. Чужая женщина находилась на недопустимо близком расстоянии. Но тело Кетла всегда беспрекословно подчинялось его разуму, и сегодняшний вечер не стал исключением. Он многое пережил и отказался от брака, а реки его мыслей давно омывали лишь берега познания. Он моментально восстановился, и теперь ему ничего не грозило.
Стоило признать, что Теаюриг это предвидел: другой илле мог оказаться в гораздо большей опасности, чем Кетл, на чьей стороне оказались и возраст воды, и годы отшельничества. К тому же он понимал, что прикосновения, которые ничего не значили для одной стороны, не должны ничего значить и для другой. Когда он в будущем станет помогать землянке — а это, похоже, ему предстоит делать постоянно, — он будет включать защиту целителя, без которой невозможно лечение женщин. Однако эти мысли наводили на горестные воспоминания, и сейчас их лучше оставить.
Придется, однако, привыкать к неприятному цвету ее кожи, добавляющему странности ощущениям. Кетл с трудом подавил дрожь при ее первом прикосновении. Но это порченый путь — использовать телесное отторжение для восстановления баланса. Если идти по такому пути, их общение станет невыносимым. Гостья имеет право рассчитывать на его приязнь.
Увы, вернуть душевное равновесие оказалось сложнее. Кетл боролся с раздражением и непониманием. Все его существо противилось воле Лайдера, он не мог принять целесообразность того, что его, только-только начавшего продвигаться в самое сердце Знаний, заставили остановиться.
Сначала приходилось налаживать быт в горах, искать источники воды и энергии, организовывать питание и, главное, защиту. Практическое применение знаний, разумеется, необходимо. Но как только он решил, что настало время вернуться к чистой науке, к знаниям ради знаний, к познанию Сил и их действия, его тотчас же прерывают. Кетл не стал скрывать от самого себя: Теаюриг попал в точку, упомянув о его личном удовольствии, но ведь при этом он не отходил от своих обязанностей, и разве познания одного разумного не вливаются потом в общее Знание илле?
Разумеется, землянка не виновата. Ее цвета чисты, и она индиго — и это помогает ему оставаться к ней расположенным. Он радовался, что принял решение спасти ее. Но теперь приходится пожинать плоды своего поступка, хотя этот поступок и был абсолютно верен.
Истинная сущность звезд… Кетл знал, что и ему самому стоит сейчас к ней обратиться. Силы посылают ему это чудо каждую ночь, и он никогда не пропускает этого послания. Ему надо понять, что ему делать дальше. Неужели теперь вся его жизнь должна быть посвящена обслуживанию и помощи землянке, будь она хоть полным индиго. Но он-то ведь не индиго! Чего ждут от него Силы? Возможно, Теаюриг поступил вопреки их воле? Тогда надо будет ему объяснить… Свою часть работы Кетл сделал, он не мог допустить смерти индиго, он привел им землянку, а с ней — знания о Старе, сыне Кеунвена. Вот кто, кстати, мог бы поселить ее в своей пещере. Это было бы гораздо логичнее. Кеунвен живет в некотором отдалении от других, и он-то как раз настоящий индиго. К тому же, Паттл Исия спасла его сына, кому же, как не ему…
А ведь это и в самом деле удивительно, подумал вдруг Кетл. Все, что она сделала, говорит о невероятной храбрости. Так как же она боится того, чего не станет бояться даже ребенок? Дороги в горах, темноты в пещере…
Он с любопытством перевел взгляд на свою гостью, увидел ее цвета и обомлел.
***
Они стояли на самом краю обрыва, а вокруг колыхалось сияющее море — перед ней, над ней и под ней, со всех сторон. Нет, не море, а целый океан света — слепящего золотого света, пронизывающего все ее тело насквозь, как будто она — всего лишь прозрачная невидимка, не имеющая плотности. Свет входил и выходил через нее, она растворялась в нем, плавала в его переливах — у золотого оказалось столько оттенков, золото это было и раскаленным, и мягким, и твердым, и плавким, казалось, все ее существо сейчас лепится заново, преобразовывается, то теряет, то приобретает новую форму. А может, она уже летит, раскинув руки, навстречу этому свету, который поглотит ее навсегда, сожжет без остатка, и это и есть ее самое большое желание!
Сзади оставался только маленький островок, кусочек скалы, только его тусклый свет чуть-чуть загораживал беспредельное зрелище. Нет, это нельзя назвать зрелищем, только состоянием. Это нельзя наблюдать, а можно лишь пережить. Можно сойти с ума от такой радости, от того, что тебя больше нет, а есть только этот свет, но ты и есть этот свет, ты его малая часть, пусть только он разрешит тебе влиться, соединиться с ним, а при этом ты не растворишься, а только кристаллизуешься, а можешь, тебя вылепят заново, только уже настоящей, такой, как…
— Довольно. Пойдем, — произнес тихий голос рядом, но она только безумно замотала в ответ головой.
Кто-то держит ее за руку, она вдруг ощутила помеху — ей не дают взлететь. Патрисия дернула рукой, пытаясь освободиться, и тут… все прекратилось.
В глазах потемнело — после такого невыносимого сияния казалось, что вокруг одна чернота. Ее руку по-прежнему крепко держал Кетл. В темноте она разглядела фигуру рядом, но не сразу осознала, что снова видит. Видит самым обычным способом — глазами. Они стоят на жутком обрыве, за ними — скала, внутри которой пещера. Всего несколько шагов до края обрыва, а вокруг — внизу, наверху, везде — звездное волшебство. Звезды невероятно близки и огромны. Пат словно стоит на мысу маленького корабля посреди звездного океана — и плывет, или летит куда-то вместе с этим корабликом. Зрелище волшебное, завораживающее, совершенно бесподобное. Но…
— Зачем… — тускло спросила она. — Зачем ты вернул мне это дурацкое зрение… им ничегошеньки не увидишь.
Кетл молчал, ей показалось, что он потрясен, но ей было сейчас все равно — раз невозможно вернуть то ослепительное сияние внутри себя.
— Тебе… тебе больше нельзя, — так же тихо произнес он.
— Почему…
— Я не знаю, — только и выговорил тот, у кого имелись ответы почти на все, — но на тебя это действует не так, как на илле. Свет может забрать тебя насовсем. Не думаю, чтобы Силы хотели этого, — не слишком уверенно добавил он.
— Это со всеми землянами так? — спросила Патрисия прежде, чем поняла, что сморозила глупость — никто из землян никогда не находился в ее положении.
— Я не знаю, — однако, ответил дор.
Патрисия печально смотрела на немеркнущий свет — видимые облики звезд казались ей теперь холодными и далекими. Ничего, кроме разочарования, она сейчас не испытывала. Внизу по-прежнему темнел страшный обрыв, и пути, по которому они пришли, отсюда не видно. Но страх не возвращался. Потрясение, которое она пережила, словно уничтожило его на какое-то время.
Впечатления все-таки отступали, и Патрисия приходила в себя. Куртка осталась в пещере, но Пат не чувствовала холода. Однако Кетл потянул ее обратно, и она повернулась к нему, только сейчас сообразив, что впервые увидит его физическое обличье. Его спина мелькнула в проходе, и под светом звезд Пат успела отметить, что он, хоть и выше ее самой, но ниже, к примеру, Стара. Широкоплечий, худой, но, наверное, жилистый. Темные прямые и, должно быть, жесткие волосы доходили ему до плеч, а из одежды она успела разглядеть лишь подобие плаща, как у рыцарей на старинных картинах.
Войдя в пещеру, она и вовсе перестала что-либо различать, и дора тоже — теперь у нее не было даже внутреннего взгляда. Просить снова себя «ослепить» — пожалуй, чересчур. Особенно после того, как она истерично требовала вернуть обычное зрение. Но ее еще переполняли впечатления звездного сияния, она видела перед собой его слабые отголоски.
Сейчас ее, правда, беспокоило и нечто другое, совсем не возвышенное. Она лихорадочно соображала, как лучше сказать об этом «профессору». В общении со Старом она использовала земное слово «туалет», потому что в илините подходящего не нашла, а Стар ей иного не подсказал. Он быстро сориентировался в ее санузле и — хвала, как говорится, Силам — ее участия в этом не потребовалось. Когда ему было надо, он шел «очиститься» или «обновиться». Но — она с ужасом вспомнила — делал он это единственный раз в день, причем только утром.
— Ты должна произносить свои желания вслух, — помог ей дор Кетлерен, — мне приходится смотреть на твои эмоции, скажи, в чем ты нуждаешься сейчас или что хочешь спросить?
— Я… мне нужно… я бы хотела… — начала она, мучительно подбирая слова и радуясь, что в темноте не видно, как она краснеет. — Ну, я ведь много пила, и у меня не было возможностей… Организм человека должен выводить лишнее, и…
Дор, к ее радости, быстро догадался.
— Тебе надо было сразу сказать. Нам не требуется обновляться слишком часто, но, возможно, у вас это иначе? — в его голосе не прозвучало ни капли смущения.
— Да, иначе, — с облегчением сказала она. — Но у нас считается неприличным говорить об этом с другими.
«Особенно с мужчинами, хоть даже и с пожилыми», — добавила она про себя мысленно. Она вспомнила своего институтского профессора — ей было бы неловко вести с ним такой разговор.
— Но как мне помочь тебе, если ты будешь молчать? — снова удивился он.
Больше всего она опасалась какого-нибудь подобия ведра, которое потом следовало выносить и выливать на скалы. Но все оказалось гораздо приличнее. Ее опять взяли за руку и отвели (она старательно запоминала дорогу) в узкий проход-ответвление по правую сторону от входа. Короткий спуск закончился небольшой каморкой. Здесь, к ее радости, между скал оказался узкий проем — выйти через него было нельзя, но звездный свет освещал крохотное помещение так хорошо, что Патрисия сумела вовремя остановиться: бездонная расщелина перед ней и служила канализацией. Стена напротив просвета наклонялась вперед, так что на нее можно было удобно опереться. А с потолка, как по заказу, спускались тонкие пластинки мягкого белого растения, напоминающего мох. Пластинки эти свисали, вились и явно годились для использования в качестве туалетной бумаги. Они еще и пахли очень приятно, заглушая иные запахи. Пат уже не удивилась бы, узнав, что мох «попросили» расти именно тут.
Дор Кетл тактично ожидал наверху, а потом проводил ее в «спальню» — то же ответвление вело дальше вправо, а узковатый проход заканчивался новым пространством. Пат сразу поняла, что эта «комната» совсем крохотная — она смогла нащупать и стены, и свод, всего лишь подняв и раскинув руки. А через шаг наткнулась коленкой на низкий выступ в скале. Ага… вот это-то лежбище, похоже, и будет ее кроватью… А она еще не могла себе выбрать дизайн — там, на Земле!
Ей вдруг до боли в груди захотелось перенестись в свою земную квартирку, к устаревшей бабушкиной мебели и настенному сенсорвизору. А вот это вот все пусть окажется страшным сном.
— Ты будешь здесь спать, — сообщил Кетл.
Новостью это не стало, но обрадоваться не получалось. Надо взять сюда термокуртку — ее ресурса должно хватить на пару недель, а потом… Но даже если она не замерзнет… брр… спать в одежде на голом камне…
— Но камень… он же холодный… — залепетала она.
— Когда мы поднимались сюда, я заметил, что ты не умеешь регулировать температуру тела, за тебя это делала твоя одежда.
Он бы еще намекнул ей на дезодорант! Что он там заметил — капли пота у нее на лбу?
— В пещере намного теплее, чем снаружи, и камни не холодны, но, если тебе потребуется согреться, я положил покрывало, — ровно продолжал дор.
Пат пощупала свою кровать и ощутила нечто мягкое и приятное, напоминающее плюшевое одеяло, хотя вряд ли, конечно, это было оно.
— А где спишь ты? — не могла не задаться вопросом она.
— Я останусь в основной пещере.
— Может, лучше наоборот, — дрожащим голосом попросила Пат, чья клаустрофобия подпрыгнула до небес. — Ты оставайся здесь, а я пойду в большую пещеру — там хотя бы есть выход наружу.
— Нет. Ты не пленница, но я не хочу оставлять тебя одну близко к звездам, — непонятно ответил он.
Боится, что она может сбежать и навернуться со скал?
— Я больше не вижу тебя, — она не оставляла надежду до него достучаться, объяснив, что ее страх обоснован. — Ты видишь мой цвет постоянно, а я могла видеть, только когда ослепла. А я уж подумала, что научилась, как вы… Погоди, а ты знал, что так будет, когда снова включил мое зрение? Ты ведь хотел, чтобы я больше не видела истинного света звезд.
— Я не знал. Я просто испугался, и сделал единственное, что подсказали мне Силы — снял с тебя запрет. И это помогло. Однако мне жаль, что ты не можешь видеть истинным и обычным взглядом одновременно.
— Ты нарушил повеление Лайдера, — сообразила она. — Тебя снова накажут. Хотя… наверное, больше наказать уже некуда, правда?
Она усмехнулась, ожидая, что вежливый хозяин ее опровергнет и скажет, что она ему вовсе не в тягость. Однако не тут-то было.
— Возможно, — серьезно согласился дор. — Но я не буду лишать тебя зрения снова, потому, что, когда ты видишь истинную суть вещей, ты теряешь слишком много энергии. Ты к этому не готова. Это новое знание, и я донесу его до Лайдера.
В кромешной тьме Патрисия села на свою лежанку, ощутив волшебное тепло покрывала, сбросила обувь и подтянула под себя ноги. Однако она продолжала удерживать Кетла за руку, пытаясь привыкнуть к мысли, что сейчас останется здесь одна в темноте. Не страшно, не страшно, повторяла себе Пат — если станет совсем уж тускло, она сможет нащупать выход.
И все-таки у нее вырвалось:
— Не уходи… пожалуйста.
Звездные впечатления казались теперь далеким сном, вместе с обычным зрением вернулась прежняя Пат, которая почти ничего не боялась — только темноты, высоты и замкнутого пространства.
И он не ушел. Не отпуская ее руки, присел рядом с лежанкой. Патрисия даже и не надеялась на такое, и благодарно замерла. Словно она оказалась в гостях у бабушки — ну ладно, пускай у дедушки, и он только что прочитал ей сказку, и послушно остался дожидаться, пока любимая внучка заснет. А внучка-то эта совсем не индиго, потому что плевать ей на то, что усталый дед сидит тут и караулит ее сон, главное, что ей теперь удивительно спокойно… и все смешалось, и какой-то голос что-то тихо и монотонно говорит в ее голове — может, поет колыбельную? «Это напиток так действует?», — спросила она словно у самой себя. «Я помогу тебе уснуть», — откуда-то издалека ответил голос в ее голове.
«Наверно, я все-таки сильно достала его сегодня», — успела подумать она перед тем, как совсем отключиться.
_____________________________________________________
Продолжение следует.
(начало - глава 1, глава 2, глава 3, глава 4, глава 5, глава 6, глава 7)
художница Елена Юшина
Больше интересных статей здесь: Фантастика.
Источник статьи: Цвета индиго. 8.