– Ваш рабочий контракт аннулирован.
Пропуск исчез в пазе турникета и больше не появился.
– За дополнительной информацией по расчету обратитесь к дежурному помощнику.
Индикатор вновь загорелся зеленым, готовый пропустить следующего сотрудника, но я остался стоять у турникета в ожидании своего пропуска. «Аннулирован», – пошутил тоже мне. Даже стукнул по приемной панели пару раз. Для надежности.
– Ты проходишь? – раздался за спиной недовольный голос. Я обернулся, и лицо человека тут же превратилось из сердитого в растерянное. – Все окей? – как-то даже виновато спросил он.
– Нет, – я очнулся, – в смысле нет – не прохожу, но все окей, конечно, все окей. Меня просто уволили, – на лицо вернулось привычное приветливое выражение. – Хорошего дня, – улыбка чуть дрогнула.
Дежурный помощник – интерактивная информационная панель – транслировал ролик с каякингом среди китов, но как только я коснулся экрана, изображение сменилось приветствием.
«Время ответа 0,5 секунды».
«Пчему меня уволилили?», – набрал и выругался. Стер, набрал заново, едва удержался, чтобы не использовать восклицательный знак – тут не поможет: «Почему меня уволили?»
– Некорректно задан вопрос.
«За что меня уволили» – не закончив, тут же стер это уже понимая, что опять не попал с формулировкой.
От пальцев на экране оставались влажные следы. Я отер руки о рабочий халат и только сейчас заметил, как они дрожат, глянул на чип – пульс выше нормы в два раза. От удивления всхлипнул, в каком-то не до конца понятном мне порыве отвернулся от Помощника, ринулся обратно к турникету и тут же остановился.
– Успокойся.
Глубокий вдох чуть смерил ритм сердца. Я вновь повернулся к Помощнику. На экране вновь между каяков выныривали киты. Надо будет обязательно найти этот ролик в сети, интересно.
В этот раз разговор задался.
– Шавров Александр, техник шестого разряда, 2 этап, станция упаковки – увольнение, подробная информация.
Ответ действительно появился через 0,5 секунды, я засекал.
«15.07. 2051 на референдуме о долях труда была принята поправка №387/2 о снижении нормы одушевленного труда в структурах на 1,5%. Шавров Александр, техник шестого разряда, закрепленный за 2 этапом станции упаковки, уволен в соответствие с поправкой в рамках 1% одушевленного труда предприятия. Что оставляет за предприятием возможность сократить еще 0,5 человека».
Ладони вновь вспотели, но в этот раз я не стал вытирать их – так вот, мокрыми пальцами, добавил к вопросу «причины».
«Кандидат был выбран по показателям эффективности за отчетный период, предпочтение отдали Шаврову Александру как одному из 100 кандидатов с поправкой на инвалидность по зрению».
Я перечитал ответ.
– Из-за тебя, – растерянно прошептал экрану, – из-за тебя же, тут же и стал…
Протер видящий глаз, поправил повязку на пустой глазнице. И перечитал еще раз. Может показалось, что.
Затем еще раз и еще. Пока не всплыло диалоговое окно: «Сеанс окончен. Оцените работу помощника» и пять смайликов на выбор. Я помедлил у экрана, то ли действительно пытаясь оценить ответы, то ли давая себе время до конца осознать происходящее.
Выбран из ста. Ровно столько человек работало на фабрике.
Я кликнул по пятому улыбающемуся смайлику. Кликнул так, что на месте, где экрана коснулся мой палец, осталось темное продавленное окно в ореоле битых пикселей. Но пятерку Помощник заслужил – все-таки он молодец, за 0,5 секунды не каждый может.
А я, присоединившись к группе рабочих, закончивших смену, направился к выходу.
Сторожевой сканер, которого мы ласково называли: «Семеныч», пожелал мне хорошего дня, и «Увидимся завтра». Но как только я вышел из зоны контроля, контур двери засветился красным.
– Посторонним вход воспрещен, – сообщил Семеныч. И я ушел.
***
Фабричный шатл бодренько катил по трассе для рабочего транспорта.
Я проводил его взглядом – на заднем стекле мерцала растяжка: «Разрешатель – власть в твоем смартфоне» – и отправился следом пешком. Знал, у меня осталось право на одну поездку, но я не был уверен, что выдержу час неспешной езды, таких же неспешных ленивых бесед о происшествиях смены (точнее, об отсутствии происшествий) и сочувственных взглядов бывших коллег.
Информация о моем увольнении, которая с опозданием загрузилась на сервера «Семеныча», сто процентов была обмусолена и распространена по одушевленному коллективу еще до рассвета. У сплетен есть особенность распространяться быстрее двоичного кода.
Размеренный шаг тоже оказался невыносимым испытанием. И я, чувствуя, что еще чуть-чуть и просто взорвусь, сорвался с места.
Пятнадцать, двадцать минут? Мне казалось, что бег продолжался целую вечность.
«Сегодня вы прошли уже 6000 шагов!» – радостно сообщил мне персональный трекер-имплантат.
«Двигайтесь больше».
– Иди на..! – ответил я ему.
И на чип тут же пришло напоминание, что мат в общественных местах запрещен, но я был молодцом долгое время и пока меня просто предупреждают. Хотя ролик о чистоте языка все-таки прислали.
Я перешел на шаг и, задыхаясь от бега, обвел взглядом «общественное место». Три березы, трасса и ни одного человека на линии взгляда.
Чувство, разрывающее грудную клетку, никуда не делось. Но теперь к нему присоединилась боль в ногах и раздраконенное холодным воздухом, саднящее горло. Еще потек глаз. Когда я отер «слезы» с лица, на пальцах остались разводы гноя с примесью крови.
Такая вот поправка на инвалидность – думаешь, что плачешь, а на самом деле – разлагаешься.
Я споткнулся на шаге, остановился так резко, что почувствовал боль в колене. А в следующую секунду меня вырвало.
Слава богу. Хоть легче стало.
Если бы сегодня я смог попасть на работу, то стоял бы на своем втором этапе уже добрые сорок минут. Но прямо сейчас мне казалось, что прошло не меньше суток. Хотелось верить, что, к моменту, когда я доберусь до своего корпуса, успею пережить все стадии принятия и буду готов рассуждать здраво.
Сейчас же. Сейчас жизнь была кончена, и я готов был умереть на улице, в нищете и муках. Например, от сепсиса в пустой глазнице. На то, что программа соц помощи Разрешателя мне этого не позволит – было плевать. Пусть помогают. Все равно, убегу и сдохну. Всем на зло.
***
Моя решимость умереть исчезла с первыми же позывами голода. Хотя думать о еде было неприятно, после рвоты во рту было ощущение будто кошки нагадили. Но желудок крутило спазмами и, не в силах сопротивляться, я свернул к заправке у въезда в город.
«Выбирай!» – встретил меня агитационный плакат на двери. Выцветший и потрепанный. Судя по модели смартфона в руках улыбающихся избирателей – года 2045, теперь, семь лет спустя с такими уже никто не ходит. Да и агитационные плакаты перед выборами больше не делают. Сложно представить, чтобы кто-то проголосовал не за Разрешателя, имея опыт жизни в государстве, которым он управляет.
Только подойдя ближе, заметил каракули на плакате. Черным маркером перед призывом «Выбирай!» было приписано «не», а чуть выше, прямо по лицам: «Играй!»
Я лишь мельком отметил, что не припомню ни одной массовой общественной игры и тут же, больше не обращая внимания на плакат, дернул дверь.
«Музыка ветра» над входом жалко звякнула. Несколько лет назад, во время очередной волны «ностальгии», всякая декоративная хрень опять стала модна. Я тоже, поддавшись общему течению, приобрел для себя пару вещиц. Например, почтовый ящик. Такой, синий, с конвертиком. Ни разу не использованный по назначению, потрепанный и облезший, ящик до сих пор висел на моей двери.
Заправочная станция была маленькая, но за кассой вместе аппарата самообслуживания стояла живая девушка. А может и не живая – вон, на колокольчики не отреагировала – голограмм сейчас развелось…
На прилавках не было ничего существенного. Яркие пакетики орешков, шоколадок и леденцов. Парочка сублимированных батончиков со вкусом ягод. Брать это в рот не хотелось.
Опять зазвенел колокольчики – зашел кто-то. Но голос моего желудка переплюнул этот звон. Так что я даже краем глаза отметил, как девушка за стойкой подняла на меня голову.
Не медля больше, не думая даже проверить срок годности, похватал первые попавшиеся упаковки.
«Недостаточно средств», – сообщил терминал, когда я, вывалив свой заказ, приложил к ладонь с чипом.
Девушка вопросительно посмотрела на меня. Я, с тем же вопросом – на нее. Провел ладонью по терминалу еще раз, но ответ остался неизменным.
– Не беспокойтесь, – неловко улыбаясь продавщице, начал шарить по карманам в поисках телефона, – деньги есть. Только сегодня увольнительные выплатили, – на экране с личным счетом были нули. – Должны были… Увольнительные, – еще одна неловкая улыбка. – Знаете, меня ведь только сегодня уволили!
Девушка смотрела на меня без сочувствия, но и без раздражения. Скорее – ей было глубоко плевать и на меня и на мое увольнение.
– Положите обратно, – с легким вздохом сказала она (у девушки был удивительно знакомый голос). И это оказалось лучшим из всего, что она могла бы сделать.
Мозг воспринял четкий алгоритм действий – положить снеки туда, где взял – и я, все еще рассеяно обновляя информацию с личным счетом, побрел к полкам. Отметил только, что продавщица вышла из-за прилавка, видимо, чтобы проследить, но за мной не пошла, только проводила взглядом.
– Тяжелый день? – вдруг обратился ко мне кто-то. Сосредоточившись на простом механическом действие, я даже не заметил другого покупателя. Наверное, это именно по нему пару минут назад звонил дверной колокольчик.
– Простите?
Незнакомец улыбнулся и взял с полки тот самый батончик, который я положил на нее секунду назад.
– Я тут подслушал, тебя сегодня уволили. Не повезло.
– Ну да, – я никогда не знал, как правильно реагировать на сочувствие. А сейчас еще и не был до конца уверен, что незнакомец мне сочувствует.
– Еще и увольнительных не перечислили, – продолжал он медленно двигаясь вслед за мной вдоль полок. – Ничего не скажешь, хорошая система – честного человека оставили на улице да еще и без денег.
– Да нет, что вы, – почему-то возразил и, чуть более неуверенно добавил: – Заплатят еще.
Но что-то внутри меня отреагировало на его слова. Обида. А еще, еще, кажется, страх.
– А вдруг не заплатят? – озвучил его мой непрошеный собеседник. – Им-то что. Они закон. Им все можно.
– Да, наверное.
– Да, обмануть – раз плюнуть, – все сильнее распаляясь говорил он. И его горячность придала мне уверенности. Хотя было и немного боязно. Я еще не встречал никого, кто бы так открыто критиковал систему Разрешателя. Да вообще – критиковал Разрешателя. Всех устраивал мир, который он создал.
Меня, по правде, тоже устраивал. Да, уволили, конечно. Но я ведь и правда инвалид, пусть и не уступал своим бывшим коллегам. Да, конечно, стал инвалидом именно на предприятии. Но, с другой стороны, и компенсацию они мне выплатили огого! Но могли бы и больше. Тем более, что уволили. Куда я теперь такой, без глаза устроюсь?
Незнакомец, будто бы уловил мои сомнения.
– А ты, брат, еще и инвалид. Сейчас на нормальную работу устроиться не сможешь. Вот всегда оно так. Сначала ты горбатишься на них, здоровье свое ради работы гробишь, а потом пуф – и остаешься ни с чем.
А он ведь был прав. Я действительно всю жизнь только и делаю что работаю. Даже премию когда-то получил за точное выполнение нормы (переработки не одобрялись также как и недостача).
– Да, – мне осталось положить последний батончик. – Нужно что-то делать. Пожалуюсь? – запал незнакомца каким-то чудом передался мне. – Обязательно пожалуюсь! Я этого так не оставлю! – вновь потянулся за телефоном, чтобы тут же подтвердить свои слова и отправить жалобу Разрешателю, но собеседник вдруг перехватил мою руку и вложил в нее тот самый, первый шоколадный батончик.
– А зачем жаловаться? – также горячо спросил он? – Они обманули тебя, а ты обмани их!
Я оторопел. Он предлагал мне что? Украсть?
– Ты это заслужил, – не давая мне опомниться продавливал незнакомец. – Или на что они рассчитывали? Что выкинут тебя на улицу без копейки в кармане и им за это ничего не будет? – он продолжал сжимать мою руку так, что вафелька внутри шоколадной глазури хрустела. Хотя я не был уверен, что это не мои кости.
– Ну что вы, – неуверенно мялся я, а он все напирал и напирал. Пока в конце концов его слова не остались где-то там, снаружи. Голос скатился до невнятного бубнежа. В то время как я перестал сопротивляться его убеждениям, и начал сопротивляться своим.
Моя решительность будто бы качалась на огромных весах. В одной их чаще были обида и чувство несправедливости. В другой – не к месту вспомненные профилактические уведомления о том, что нарушать закон плохо.
Как там наказывали за воровство? Отрубали руки?
Птфу. Это точно не в эпоху Разрешателя. Наш любимый ИскИн помимо прочего был еще и гуманистом. Штраф, отработка, групповые терапевтические занятия… Не так уж и страшно. Тем более, что штраф и списывать не с чего – денег-то нет.
– Да, – отчетливо, без прежней неловкости, вдруг произнес я (там, снаружи). – Да, вы правы. Я это заслужил. Они поступили несправедливо.
Рука незнакомца разжалась, больше не удерживая мой кулак, но я и без того крепко держал шоколадный батончик.
– Они поступили несправедливо, а…
И в этот момент рядом кто-то негромко кашлянул. Девушка-продавец. Я и не заметил, как она подошла, погруженный в свою борьбу. А казалось бы, стояла себе возле прилавка и даже не смотрела на меня.
Она и теперь на меня не смотрела. Только на моего странного собеседника. И под ее взглядом он вдруг перестал казаться мне уверенным и убедительным.
– Он должен быть в игре, – спокойно сказала девушка, забирая из моих рук многострадальный батончик и возвращая его на место. – А здесь играю только я, – ее голос показался мне очень знакомым.
Парень шумно выдохнул, схватился за телефон, с чем-то быстро сверился и выругался.
«Задание провалено», – отчетливо различил я голосовой помощник (голос не был похож на Разрешателя), а в следующее мгновение вновь задребезжала «музыка ветра» и незнакомца и след простыл.
Вот и все. Теперь она сдаст меня Разрешателю и мне придется платить штраф, отрабатывать и проходить групповую терапию за шоколад который я даже не успел украсть!
Стоило бы попросить ее о снисхождении, но вместо мольбы вдруг спросил:
– Что значит: «Должен быть в игре»?
Она была все также безразлична.
– Забей. Он просто нас перепутал, – она окинула меня оценивающим взглядом, на мгновение задумалась, но только покачала головой. – Да, забей. Игра не для таких хлюпиков, – и, уже вернувшись к прилавку, добавила: – Тебя же любой может убедить в чем угодно.
Я, конечно же, не понял ровным счетом ничего. То есть, был уверен, что знай о чем речь, все произошедшее сейчас имело бы огромный смысл. Но я не знал о чем речь. А сложно ценить ответ, когда ты не знаешь вопроса.
Хотел было переспросить, но подумав, решил, что и не хочу ничего понимать. А хочу есть и домой. Пожаловаться Разрешателю, который уже непременно подобрал для меня несколько подходящих вакансий и вскипятил чайник.
Я уже собирался выйти с заправки, но только мои пальцы коснулись дверной ручки, как сработало уведомление. Фабрика перевела увольнительные. Вперед за три месяца, все по правилам.
Дернувшись от этого звука, я зачем-то обернулся на девушку. Она выжидающе смотрела на меня.
И я, с чувством победителя, вернулся к полкам и взял те же самые снеки, как и в первый раз. Даже тот помятый батончик в золотой обертке. Расплатился, даже не глядя на итоговую сумму и, больше не оборачиваясь, покинул заправку.
Девушка оценить ее работу не попросила.
***
Большую часть снеков я съел, не дойдя до дома и за мной, как за Гензелем и Греттой, уходящим на поиски в лес, тянулся след из цветных оберток и пустых жестянок из-под энергетика.
Как только переступил порог блока, на чип пришло уведомление, что за нарушение общественного порядка (мусорю, значит) с меня сняли десять рублей штрафа и обязали прослушать лекцию: «Чисто там, где не сорят». Оперативно сработано.
По дороге я наткнулся еще на несколько предвыборных плакатов «Не выбирай – играй!» И одну аналогичную надпись на бетоно-разделе трассы.
– С возвращением, – приветствовал меня женский голос.
Я назвал свою версию Разрешателя – Лиса.
– Ты меня уволила.
Я повалился на диван, так, что оставшиеся сладости рассыпались по ковру. И тут же из паза у двери выскочил робот-уборщик.
– Оставь, – лениво отмахнулся, успев выхватить из-под него шоколадный батончик. Развернул, откусил и с набитым ртом повторил:
– Шы мена уволыла, – получилось не гневно, а скорее жалобно. Но на большее меня не хватило, за этот день я и так проявил эмоций больше, чем за весь последний месяц.
Разрешатель активировала информационную панель. На экране появился ее силуэт: сетка радиоволн.
– Мне жаль, Алекс, – вполне натурально посочувствовала она. – Большинство проголосовало за снижение нормы…
– А я против, – также флегматично отозвался я.
– К сожалению, я не могу противостоять демократии, – она всегда была остра на язык. – Надеюсь, это не повлияет на твой голос в предстоящих выборах. Это было справедливо. Посмотри профилактическое видео.
Я промолчал.
– Посмотри профилактическое видео, – повторила она. – Посмотри профилактическое видео, посмотри профилактическое видео. Посмотри профилактическое видео…
– Скройся! – рявкнул я, расплевывая крошки шоколада.
Лиса исчезла, но для надежности я еще поставил временный блок на всех носителях, запрещая Разрешателю самостоятельно выходить на контакт.
Больше всего сейчас хотелось остаться в блоке одному.
А ведь мы голосовали еще и за это: «Универсальный голосовой помощник, на связи в твоем девайсе 24 часа 7 дней в неделю. Он услышит каждого. Вместе мы сделаем страну лучше».
Рациональный искусственный интеллект.
Справедливость с поправкой на обстоятельства.
Демократия, референдумы по каждой мелочи, мощная социальная поддержка, отсутствие коррупции как вида…
И я голосовал. Уже трижды с момента совершеннолетия. Каждые четыре года. А ведь если так подумать, что Лиса пришла к власти за десять лет до моего рождения – несколько поколений выросло не зная другого президента. Живого президента.
Один раз только на выборы выдвинулся ИскИн от зарубежной партии, но Разрешатель сделал его в сухую. А в остальном: досрочные выборы, от 87 до 100% (в первый год) голосов «ЗА» и никакой интриги. Даже ставки на тотализаторе перестали принимать.
Информационная панель недолго оставалась пустой. Четверть часа и на нем высветилось диалоговое окно, Лиса сообщила: «Я составила резюме и подобрала для тебя ряд доступных вакансий», еще одно диалоговое окно: «Если в течении двух месяцев ты не выйдешь на работу, информация будет перенаправлена в социальную службу», и еще одно: «Телефон психологической помощи: 2112526».
Я не отреагировал ни на одно из предупреждений.
Понимал, что сейчас во мне говорят злость и обида. Помнил, что еще вчера вечером обсуждал с коллегами (бывшими), что Разрешатель – лучшее, что случалось с этой страной. Что (если верить истории, конечно) только благодаря ей республика выкарабкалась с того дна, в которое ее загнал предыдущий президент. Который, на минуточку, тоже правил лет двадцать пять, не меньше. И что Хаксли никогда бы не стал знаменитым писателем, родись он в эпоху Разрешателя и имей на своем смартфоне личную Лису, ну или как он там мог бы еще ее назвать.
Вот это – настоящая утопия.
И посреди нее я. Без денег, работы и глаза.
Еще через четверть часа сработало напоминание о видео-наказании. И все-таки Лиса обо мне заботится.
***
Утром пришло письмо.
Обычное бумажное письмо. В конверте. Без обратного адреса. Я видел такое последний раз… Никогда вживую.
Письмо было написано от руки. Возможно. Я же даже печатал неуверенно, больше пользуясь голосовым набором. Но тут буквы были слишком красивые – даже с какими-то завитушками.
«Сыграем?» – спрашивал меня конверт.
Я постучал в соседний блок:
– Простите, это не ваше? – произнес скороговоркой, успев ровно пока передо мной не захлопнули дверь.
– Простите… – повторил свой вопрос восемь раз, даже у тех дверей, где мне не открыли. Я бы очень хотел, чтобы письмо оказалось не моим. Чтобы открывать его, изнывая одновременно от страха и любопытства, пришлось не мне.
Но, сделав круг по подъезду, опять вернулся к своему синему почтовому ящику. Единственному на площадке. Забывшись, постучал в дверь, выругался и поспешил скрыться в блоке. Затем, подумав, опять вышел на площадку. Мне почему-то не хотелось, чтобы Лиса знала о внезапной корреспонденции.
Так и стоя перед собственной дверью (босиком), вскрыл конверт.
«Добро пожаловать в игру», – единственный текст, написанный ровно посередине чистого листа бумаги. Ни подписи, ни жирных следов от рук. Только четыре слова (предлоги считаются) и эти чертовы закорючки!
Спустя секунду, в кармане завибрировал телефон.
«Приложение установлено», – сообщил он мне незнакомым голосом. На экране отобразилась обычная карта города. Улицы, дома, округи.
«Возьмите первое задание», – предложила мне игра. Или «Игра»?
«Ну, второй раз я на это не поведусь», – подумал и тут же, не задумываясь кликнул по иконке «Взять задание» – «Человек должен оскорбить тебя».
«Выберите объект».
И в этот момент на карте появились сотни мелких светящихся точек. Какие-то – в постоянном движении, какие-то – неподвижны. Я может быть и был трусом, но трусом был догадливым. Проскролив карту, не без труда нашел на выезде из города корпус заправочной станции. Один из кружочков находился ровно посередине здания.
Захлопнув дверь, бросился вниз по лестнице, выскочил во двор и направился к заправке.
Вернулся домой через пятнадцать минут – забыл обуться.
***
Первое задание выполнил здесь же, на заправке. Саша – так звали девушку за прилавком – не то чтобы была очень рада меня видеть. Но в этот раз я тупил меньше (надеюсь), а вопросов задавал больше.
– Доведи ближнего своего до греха, – объясняла мне Саша. – Как в Библии, помнишь?
Я не помнил ни как в Библии, ни самой библии, но на всякий случай кивнул.
– Как довести?
– Да как хочешь. Тут все зависит от твоей фантазии. Обманом, уговором. Помнишь, как тот парень к тебе вчера пристал? – я помнил очень хорошо. – Вот у него классно получилось. Другой вопрос, что он нас перепутал. Ему и в голову не пришло, что Игра подкинет задания в духе «Заставь украсть товар работника магазина».
Рассказывала с таким вдохновением, что я даже немного проникся ее любовью. Мне всегда нравились люди, которым искренне нравилось что-то. Не до фанатизма, конечно, но так, умеренно. И Саша сейчас, полностью поглощенная рассказами о любимой игре, казалась мне интереснее и красивее, чем Саша, встретившаяся мне впервые. Буквально – другой человек. Она травила байки, наслаждаясь чьей-то глупостью. А я наслаждался ей.
– Ты уже взял первое задание? – вдруг с интересом спросила она.
– «Человек должен оскорбить тебя», – по памяти процитировал я.
Ее интерес тут же пропал.
– Скукота. Ну, новичкам всегда дают что-то легкое.
Легкое? Я поперхнулся смешком. В бережно взращенном вежливом и толерантном обществе Разрешателя…
– Выбрал кого-нибудь? – не обратив внимания на мою реакцию, спросила Саша.
– Нет.
– Ладно, – она протянула руку, требуя, чтобы взять мой телефон. – Покажу один раз, и больше не спрашивай.
– Смотри, – Саша открыла приложение и увеличила карту. – Сначала получаешь задание, затем выполняешь исполнителя. Любого человека, который играет. Кружочки это как раз они, – она увеличила карту, и я опознал здание заправки. – Выбираем, – выбрала саму себя. – Ну вот, теперь тебе нужно сделать так, чтобы я кого-нибудь или что-нибудь оскорбила, – сказала, возвращая мне в руки телефон. От ее выжидающего взгляда мне стало не по себе.
– Ты страшная и тупая, уродина просто! – выпалил я, и чип затрещал от уведомлений. В этот раз меня все-таки штрафанули.
Саша закатила глаза.
– Нужно чтобы тебя оскорбили, а не ты оскорблял, – как маленькому повторила она. Просто идиот.
В этот раз сработал ее чип. А мой аккаунт в Игре обновился.
«Вы выполнили задание. Взять новое задание?»
И в верхнем левом углу добавилось три балла.
– Ну, хотя бы так, – вздохнула Саша.
А ведь действительно, выполнить задание оказалось не так уж и сложно.
– Знаешь, – зачем-то сказал ей я, – мне кажется, мы были знакомы, раньше.
– Что? – она рассмеялась. – Подкатываешь?
– Да нет, – у тебя просто очень знакомый голос. Точно его уже где-то слышал.
Саша на это не отреагировала, похоже, действительно подумала что я так неумело ее пикаплю.
А вскоре и сам забыл об этом разговоре. Да и голос ее больше никогда не казался мне на кого-то похожим.
Я вернулся домой только поздно вечером.
Весь день прошлялся по городу. Играл.
Все задания пока были однотипны: человек должен оскорбить тебя, человек должен оскорбить другого человека, человек должен намусорить… и так далее.
Когда вернулся домой, у меня на счету было двадцать выполненных заданий и 60 игровых балов.
Правил не было, но Саша объяснила, что я могу использовать их как валюту, покупая еду или вещи. А еще с них будут списывать очки, в случае, если кто-то заставит «согрешить» меня (в первый день прецедентов не было). Что будет, если уйду в минус, она не сказала.
Засыпая в своей кровати (все еще не снимая блок с Разрешателя) я чувствовал себя счастливым. С удивлением вспоминал, как поначалу испугался Игры, с какой неуверенностью брал первый самостоятельный заказ. И какую жадность до действия испытывал теперь.
Это было похоже на удовлетворение в те редкие моменты, когда позволял себе сорваться и выругаться, послать кого-то, намусорить на улице… Такой себе мелкий ребяческий протест. Только сейчас это чувство было в разы сильнее.
Заставить кого-то нарушить правила, не нарушая при этом правила самому. Быть виноватым и не получить наказания. Вот это действительно было протестом.
Разрешатель не классифицировал склонение к преступлению, как преступление.
И первое, что я сделал на следующее утро – взял новый заказ.
***
Я продержался без штрафов первые две недели.
Саша сказала, что это очень хороший результат.
Затем пару раз как самый последний дурак попался на простом оскорблении. Нарушил правила дорожного движения, намусорил… В общем, все по мелочам.
Алгоритм, который сработал однажды на Саше, работал затем и на других. Никто не ждал от «неуверенного хлюпика» каких-то решительных действий. Тем более, что часто подставлялся сам, чтобы подставить кого-то.
Мне казалось, что я научился различать других игроков, но каждый раз проигрыш был для меня чем-то неожиданным. И, в конце концов, закрылся от постороннего общения. Благо это было не так сложно. У меня не было родных, все «друзья» остались на бывшей работе, вел домашний образ жизни, выходя только в магазин, на игровой промысел или в гости к Саше. На заправку.
Иногда мы подолгу сидели у нее за прилавком, пили кофе и делились своими успехами или провалами в Игре. Иногда…
Пусть я и поднаторел в Игре, но общаться с ней – с девушкой – мне все еще было сложно. Поэтому первой меня поцеловала она. И в подсобку заправки затащила тоже она.
А потом все как-то легче пошло.
Не знаю, что эта девушка нашла во мне. Не знаю, что я нашел в ней. Думаю, мы оба просто цеплялись друг за друга, как за спасательные шлюпки, в океане полном одиночества.
Порой, после очередного задания, я физически ощущал, как сгораю от нетерпения поделиться с кем-то своей удачей (или неудачей). С кем-то, кто понимает, оценит красоту игры, восхититься и не осудит. А может и скажет: «Можно было бы еще сделать так…»
– Тебе нужно найти работу, – как-то сказала мне Саша.
Мы лежали на диване в моей квартире, в темноте, в обнимку. И единственная работа, о которой мог думать прямо сейчас, была она.
– Александра права, – вдруг раздался голос Лисы и мы оба вздрогнули.
Саша неразборчиво выругалась.
– Ты опять забыл заблокировать ее!
Я тут же исправил оплошность, но, конечно, момент был потерян.
– Отключи ее насовсем.
Я слышал по голосу девушки, что она еще сердится, но Саша постаралась сказать это как можно мягче.
– Я не могу.
– Почему?
Мне хотелось бы самому знать ответ на этот вопрос. Я был в Игре уже месяц, заставил людей совершить много не самых хороших поступков. И сам совершал их. И знал, что нет ни одного закона, запрещающего заблокировать Разрешателя в собственном доме. Но избавиться от Лисы навсегда не мог. И объяснить Саше почему – не мог тоже.
– Она напоминает мне тебя, когда мы не рядом, – ляпнул первое, что пришло в голову и Саша рассмеялась, но тут же прекратила, когда добавил: – У тебя голос на нее чем-то похож.
– Тебе нужно найти работу, – повторила она через какое-то время. – Чтобы не привлекать внимания. А то скоро социальная служба подключится, к психологу отправят.
– Да, ты права.
Лиса говорила мне это ежедневно, а телефон психологической помощи – 2112526 – уже помнил наизусть. Но мне не хотелось искать работу.
Играть было интереснее. И финансово более выгодно.
– А что бывает с теми, кто привлекает внимание?
Саша села.
– Знаешь, а я не знаю.
Я в первый раз слышал, чтобы она говорила удивленно.
– Никогда не думала об этом. Да и честно, у меня не очень много знакомых в Игре.
– Но не может же быть такого, чтобы Разрешатель ничего о ней не знал.
– Может и знает. Но что он нам сделает? Мы сами не нарушаем закон. А если нарушаем, то не избегаем наказания. Все как у людей.
Ее слова звучали убедительно. Да и меня не особо интересовали какие-то фундаментальные основы Игры. Просто она была, и я в нее играл.
– Что самое худшее ты делала?
– Больной? – она встала и начала одеваться. – О таком не спрашивают.
Я не стал настаивать.
– А какое самое сложное задание? – подал ей бюстгальтер.
– Не знаю. Один старый знакомый, который играл, когда я только получила предложение, говорил, что активный пользователь уже через два месяца выйдет на убийство. Не думаю, что кто-то добирался до этого уровня. И вряд ли есть что-то дальше.
– И где теперь этот знакомый?
Она пожала плечами и промолчала.
Ничего неожиданного – я уже успел понять: у тех, кто принимает предложение сыграть, не может быть близких друзей, и знакомых тоже.
Тут в самую пору было бы подумать о нас с Сашей, но этого делать не стал. Пока нам было хорошо вместе. А дальше посмотрим.
***
Прошло еще две недели.
Разрешатель так и остался заблокирован на всех носителях.
Если за первый день в Игре я взял двадцать заказов. То за эти две недели – всего два. На моем счету было 283 бала. И сам уже начал задумываться о том, что пора найти работу.
Первый азарт прошел.
Теперь Игра не насыщала меня, а отнимала силы. Перестал выходить из дома, брал еду на заказ, изредка пуска в квартиру Сашу, но и от нее не получал удовольствия.
А еще – боялся. Очень сильно и без перерыва боялся. Даже в доставщиках еды мне виделись другие игроки, и часто я оплачивал покупку онлайн, указывая в «примечаниях»: оставить посылку у двери и постучать.
Быть всегда на стороже, быть всегда в тревоге – вот в чем был смысл Игры. И это выматывало.
Как-то я спросил Сашу, как она справляется.
– Не знаю, – беззаботно ответила она. – Мне норм.
Как-то я спросил Сашу, что будет, если решу выйти из Игры.
– Не знаю, – беззаботно ответила она. – Никогда не думала об этом. Мне норм.
Но когда я сказал, что хочу попробовать – она испугалась.
– Слушай. Ты просто устал, – с сочувствием начала она. – Зациклился на Игре и устал. Тебе просто нужно развеяться. Поэтому и говорю – найди работу. Не превращай Игру в дело всей жизни, относись к ней как к хобби, развлечению.
Я кивнул, просто чтобы она отстала, а не потому, что был согласен с ней.
Мне казалось, что Саша не видит и половины того, что есть в этой игре. В ней была власть, в ней был протест, в ней была угроза привычной системе: сама суть Игры была как доказательство – Разрешатель не всесилен. И часто не прав.
Разрешатель – не прав.
Да от одной мысли об этом еще месяц назад меня бы охватила паника. Если он не прав, то кто тогда вообще прав? На кого равняться, кому верить, как жить?
Теперь же, понимал, что знал об этом всегда.
– Давай так, – отвлекла меня Саша. – Возьми еще один заказ. Завтра. Возьми и выполни. Постарайся насладиться этим заказом. А потом отдохни, не играй столько, сколько можешь. Найди, наконец, работу.
«Да замолчи ты уже»
– И если после перерыва ты все-таки захочешь бросить, мы подумаем об этом вместе, ок?
Я вновь кивнул.
– Зайду завтра.
Она закрыла за собой дверь.
Весь вечер я провел в квартире. Ночью так и не уснул, обдумывая ситуацию. А утром, а может уже и днем, все-таки загрузил приложение.
«Выберите заказ»
Клик: «Человек должен совершить самоубийства».
Ничто во мне не откликнулось на задание. Хотя, если подумать, еще совсем недавно, я был бы в ужасе от того, что мне предстоит сделать.
«Выберите цель»
Открылась карта с моим местоположением. К сожалению, других игроков в доме больше не было. А выходить куда-то, идти искать человека, караулить его на улице… Мне было сложно даже выйти из дома.
Я обновлял и обновлял карту. Час, а может и дольше. Пока вдруг в самом моем дворе не появилась новая точка.
Выбор был сделан без лишних размышлений.
Когда нашел в себе силы одеться, выбраться из квартиры и спуститься по лестнице, точка уже стояла у самых дверей подъезда. Нас разделял только прочный лист стали.
Я открыл дверь.
– Ты как чувствовал, что я приду, – сказала Саша.
Мы провели вместе еще одну ночь, а на утро я начал играть.
***
Она стояла на карнизе.
Я отрешенно прикинул, что если сейчас провести от нее до земли прямую линию, то где-то посередине будет окно моей квартиры. Подумал даже, что мог бы прямо сейчас вернуться домой и еще успел бы застать, как она пролетает мимо.
Один ее шаг и будет у меня тысяча игровых кредитов, иммунитет и возможность выйти из игры. Может быть найти работу.
Может – воспользоваться телефоном психологической помощи, который оставила мне Лиса.
– Не надо, – вдруг произнес кто-то. Саша обернулась на голос, и неожиданно понял, что этот «кто-то» – я сам. – Не надо, – сказал громче и увереннее. Хотел было протянуть ей руку, но немного замялся и вместо этого просто залез на карниз рядом с ней.
«Ой дурак», – только и пронеслось в голове. Практически месяц безостановочной игры будет выкинут прямо сейчас ради чего?
Я точно не знал ответа на этот вопрос. Но от одной только мысли, что через минуту останусь совсем один, я приходил в ужас.
Поэтому просто стал рядом с ней.
А затем начал говорить.
Вспомнил и об увольнении, и об предстоящих выборах, и о наших долгих разговорах за кофе. И не о долгих ночах.
Извинился.
Я признался, что взял заказ на нее…
Извинился еще раз.
Я предлагал ей выплатить за нее кредит, предлагал отработать за нее смену, предлагал взять ее заказы, перевести игровые кредиты, не голосовать за Разрешателя, купить «музыку ветра», обнять ее, поцеловать, никогда больше к ней не приближаться, сдаться законникам, сдать законникам ее, вместе послушать образовательную лекцию «Нарушать закон – плохо»…
Саша слушала внимательно. Молча. А когда я закончил…
– Ты только не прыгай, ладно?
Так вот, когда закончил – рассмеялась.
Мне не совсем была понятна природа ее смеха. Но веселье ведь это всегда хороший знак, да?
– Да заткнись ты уже, – спокойно ответила на мою тираду Саша. И я, все еще стоя на карнизе и глядя на нее сверху вниз, в очередной раз подумал, что ее голос мне хорошо знаком. – Не собираюсь я прыгать. Ты правил не читал? – она спустилась на крышу. Я остался стоять.
Вспомнил бумажный конверт и бумажное письмо с издевательским «Сыграем»?
– Каких правил?
Она достала смартфон и открыла Игру.
– Вот, – сунула экран мне под нос. И там, где я всегда видел одну только карту с иконками заказов, вдруг нашлась звездочка. Такие звездочки ставят в сносках документов, чтобы их никто не читал.
Я самостоятельно кликнул по сноске:
1. Возьми заказ.
2. Выполни заказ.
3. Никому не рассказывай о заказе.
– А если расскажу? – спросил я. Голос стал сухим, с хрипотцой.
– Ты проиграл.
Она закурила, проигнорировав звуковой сигнал чипа – явно с сообщением, что курить вредно.
Я проверил аккаунт. На игровом счету было 283 балла, моргнул и цифра стала 0.
Пришлось присесть. Спиной к пропасти города, лицом к Саше. И на всякий случай вцепиться руками в край карниза. Ощущал себя настолько легким сейчас (от страха что ли?), что казалось, она выдохнет в мою сторону дым и этого хватит, чтобы я упал.
Но вот Саша успела докурить, на моем счету все так же был ноль, а я продолжал сидеть. Ни инфаркта, ни молнии, ни снайпера на соседней крыше.
Как только первый испуг прошел, я схватил телефон и удалил приложение с Игрой (даже не задумываясь, возможно ли такое).
– Кто придумал игру?
Саша достала новую сигарету.
Мы не раз обсуждали с ней этот вопрос и я знал все ее теории, но сам старался не задумываться об этом.
– Да хватает умельцев.
– Кучка людей. Асоциальных, не желающих подчиняться правилам, пытающихся бороться с системой.
Мне не понятно было, это предположение о создателях, или новая мысль. Да вообще ситуация складывалась как-то неловко.
– Создают игру, смысл которой подставить другого и не подставиться самим. Причиняют вред сами себе. А нормальные жители в это время продолжают нормально жить, нормально общаться, ходить на нормальную работу и платить нормальные налоги. И ничего не знают об Игре.
Да, «неловко» тут было совершенно не то слово. Саша говорила, очень логично раскручивая мысль. Но опять ощутил себя тем самым Александром Шавровым из прошлого (два месяца назад всего). Только что уволенным и ни черта не понимающим! Как и в прошлый раз, мне казалось, что мне открываются ответы на вопросы, которые я не задавал.
– Это как зоопарк. Кому от этого прок?
Последний вопрос был задан точно мне. Она ждала ответа.
– Да мало ли кому, Саша! Причем здесь это?!
– Ты мне нравишься, Алекс, – абсолютно игнорируя мои восклицания, вдруг сказала она. – Ты мне нравишься, но ты уже проиграл. Думаю, это милосердно дать тебе проиграть, зная правду.
Она заговорила как-то странно, будто изменился сам голос. Стал немного выше. Вспомнил. Ведь тогда, при первой нашей встречи. И на второй тоже. Тогда мне показалось, что голос ее я уже где-то слышал. Но где?
– Знаешь, – зачем-то сказал ей я. – Мне кажется, мы уже встречались раньше. Твой голос на что-то очень похож.
– Ты не очень сообразительный, – отозвалась она, и голос изменился еще на тон.
– Не понимаю, о чем ты, – в другой ситуации я непременно посмеялся бы с такого каламбура. Но теперь действительно не понимал ничего.
– Все кто может причинить серьезный вред системе, сосредоточены на том, чтобы извести друг друга. Кому это выгодно? – еще небольшое изменение. – Кому это выгодно? Кому это выгодно?
Она спрашивала и спрашивала, как закольцованное аудио-сообщение, не меняя интонацию, лишь чуть повышая голос, так что вскоре я не узнал бы грубой, чуть с хрипотцой Саши в этом высоком и женственном голосе. Некуда было спрятаться от этого вопроса, хоть уши затыкай.
– Закройся!
И она действительно замолчала.
– Тебе, тебе это выгодно! – хныча протянул я. – Лиса…
– Так называешь меня ты.
– Разрешатель.
Она кивнула.
– Недовольные будут всегда. Даже самые гуманные, самые справедливые законы, не удовлетворят всех. Что уж поделаешь.
– Не можешь контролировать – возглавь?
– Именно.
– Спонсировать преступления?
– Выгоднее, чем тюрьмы.
Она все еще курила. Я все еще сидел на бортике. Рассматривал ее не стесняясь. Но передо мной стояла обычная девушка. Со мной все это время была обычная девушка. Уж я-то знал! Если это тело и было искусственным, то невероятно искусным.
– Ты же гуманист, – упрекнул. – Ты же за перевоспитание и профилактику. В чем польза, если люди вредят сами себе.
– Недовольные люди, которые не желают соблюдать закон. Они бы вредили в любом случае, так пусть хотя бы себе подобным, чем ответственным гражданам, – терпеливо объяснила она.
«Гражданам», я фыркнул. Ну точно. Саша бы никогда не использовала этого слова.
А была ли Саша?
– Да и, знаешь, когда человек чувствует на себе систему «проступок-наказание» – он не часто хочет повторить. Таких, как ты мало. Азартных. До «Доведи человека до суицида» дошел. Первое время люди играют, чувствуя свою власть над другими. Но стоит им сами стать жертвой. Проиграть хоть один раз и появляется осторожность. Из страха, конечно же. Многие сливаются уже на «краже». Бывают и те, кто трусят после первого же «оскорбления».
– На карте много точек. Сотни?
– Даже тысячи, – легко согласилась она. – А в одном только этом городе живут миллионы. Допустимая жертва. Вы хотите бунта и я вам разрешаю.
Мы надолго замолчали.
Я о чем-то думал, но когда девушка скомкала пустую пачку от сигарет и развернулась, чтобы уйти, не смог вспомнить ни одной мысли.
– Что ты сделаешь со мной?
Она пожала плечами.
– Что ты сделаешь с собой? – спросила не оборачиваясь, а затем просто ушла.
Какое-то время я слышал звуки ее шагов по лестнице.
– Три, четыре, десять, – продолжил считать пролеты на глаз, даже когда на крыше наступила тишина.
Прошло мучительно много минут, пока внизу наконец не хлопнула дверь подъезда.
Я встал на карниз.
***
«Вы выполнили задание», – произнес механический голос.
Аккурат через секунду после того, как за спиной послышался неприятный хлопок.
Саша проверила аккаунт. К игровому счету прибавилось 283 балла.
«Возьмите новый заказ».
«Выберите объект».
Автор: Александра Горячко
Источник: http://litclubbs.ru/writers/5434-razreshatel.html
Больше интересных статей здесь: Фантастика.
Источник статьи: Разрешатель.