В конце каждой приличной статьи о советском быте неизбежно бушуют страсти между сторонниками позиции «в совке все ходили в ватниках и сапогах на босу ногу» и их оппонентами из лагеря «в СССР всё было добротное и лучшего качества, потому как о народе заботились!». Истина же, как всегда, ни там, ни там. Давайте почитаем забытый рассказ хорошего советского писателя Евгения Носова (не путайте только с Николаем Носовым, писателем не менее прекрасным).
Так вот, есть у Евгения Носова рассказ «Шуба». Написан он был в самом конце 50-х, судя по ценам и некоторым деталям. В любом случае – до денежной реформы 1961 года. Это редкий рассказ, в котором одежда – знак-символ и полноправный участник повествования.
Ну, начнем.
Представьте среднерусскую слякотную осень. По дороге идут-торопятся Дуняшка-дочь и Пелагея-мать.
«Пелагея, еще шустрая, сухощавая баба, шла налегке в сером клетчатом платке и в Степкином ватном пиджачке с жестяными перекрещенными молотками в петлицах, — Степка учился в школе механизации, на воскресенье приехал домой, и Пелагея выпросила у него пиджак съездить в город. Из-под пиджака высовывался белый, оборчатый, надетый по торжественному случаю передник, который встречный ветер то поддувал пузырями, то запихивал между худых Пелагеиных колен. Но она не одергивала, а так и шла, шлепая о тощие икры широкими голенищами резиновых сапог».
Пелагея с Дуняшкой спешат на автобус в город – за покупками. Живут они в колхозе, и колхоз-то, в общем, неплохой, да вот не купишь в сельпо всего, что нужно. Вот и собрались мать да дочь купить в городе Дуне пальто. Да не простое – первое пальто! Выросла уже Дуня-то, под топольком с каким-то парнем стоит вечерами… заневестилась!
«Не какое-нибудь простенькое. А хорошее, настоящее зимнее. Чтоб с меховым воротником, на подкладке шелковой, да чтоб сукно было доброе. Нечасто приходится такие дорогие обновы справлять. Себе-то уж и не помнит, когда покупала. С воротником — так и вовсе. Почитай, полсотни лет прожила, а ни разу мехового воротника не носила. Да их как-то раньше и не было, окромя овчинных. Платок накинула — вот и весь воротник. Теперь-то всякие пошли. Под разного зверя. Во всем их роду Дуняшка первая наденет. Подружки уже посправляли, а она до сих пор в этом куцем бегает. Против людей неловко».
Долго, долго матери и дочери было не до обновок. Да и увидела себя Дуняша во весь рост только в городском универмаге:
«Она глядела в зеркало во все глаза, потому что видела себя вот так, всю сразу первый раз в жизни. В своем вязаном платке, делавшем ее голову круглой и обыкновенном, в куцем, узкоплечем сереньком пальтишке, из-под которого торчали длинные крепкие ноги в хромовых забрызганных сапогах, Дуняшка походила на молодую серенькую курочку, у которой еще как следует не прорезался нарядный гребешок, не округлился зобик, не поднялся кверху хвостик, зато уже отросли сильные, выносливые ноги. Но щеки ее по-прежнему неутомимо пылали, и зеркало шепнуло: «Разве можно в таком пальто ходить под рыжий тополек?»
Но вот колхоз заплатил за трудодни – хорошо заплатил. 300 трудодней выработала Дуня, заработала 1200 рублей. На колхозном птичнике работает! Деньги, правда, уже поразошлись – на 500 рублей купили поросеночка, да сена копёнку, да так, по мелочи всякого. Вот 700 осталось, как раз на пальто должно хватить, да на хорошее!
А ведь выработать 300 трудодней было совсем непросто. Колхозный труд не был нормирован. Ни продолжительность рабочего времени, ни выходные, ни отпуска не предусматривались. В совхозах труженикам гарантировалась заработная плата и все, как принято говорить, социальные гарантии. Но не в колхозах, которые, по факту, были на самоокупаемости. Да и неравенство труда было явным и неприкрытым:
«Как ни богат колхоз техникой — и комбайны, и культиваторы, и сеялки-веялки всякие, и тракторы по восемьдесят лошадиных сил, — и все же еще столько прорех, что каждый умный председатель, если хочет, чтобы дело шло без сучка без задоринки, непременно бросит клич: «А ну, бабоньки, подсобим! — и добавит для подбодрения: — Техника техникой, а все же баба в колхозе — большая сила!» И бабы наваливаются. Мужики ездят на тракторе взад и вперед по свекловищу, дергают рычаги, руль крутят, выковыривают культиватором бураки. А бабы, будто галки за плугом, с галдецой, коли еще не притомились, или уже молча к закату дня, все собирают и собирают свеклу в корзины и подолы и таскают, и таскают ее, в комьях тяжелой земли, по перепаханному полю в кучи. А после, собравшись в кружок, вперемежку с пустыми разговорами и пересудами незаметно да и переворошат опять многие тонны бурака, обобьют от земли, отсекут ботву, обрежут хвосты и сложат в кучи. И лишь когда завечереет и не разобрать, то ли это свекла, то ли просто грудка земли, поднимаются пестрой стаей и бегут, бегут полевой дорогой, на другом конце которой ждут их другие неотложные домашние заботы.
А на току разве обойтись без нее? Или на сенокосе? На ферме? Да где ты без нее обойдешься? Нехитрая машина — баба, простая в обращении, на еду непривередливая, не пьет как мужик и не кочевряжится при расчете. Мужик за кручение руля на тракторе полтора трудодня берет, хоть и со сменщиком работает, а она без всякой смены и на половинную долю согласна, потому как понимает: руль с умом крутить надо. А где бабе ума взять? Ум-то весь мужикам достался».
Здесь нет у автора унижения женщины, специфического мужского шовинизма – рассказ местами полон грустной иронии – да, такова наша жизнь, и всем кажется, что это правильно, так уж испокон веков повелось. Но прочтите рассказ – Евгений Носов пишет о своих героинях тепло и с искренним сочувствием.
И вот героини добрались до городского универмага:
«В отделе верхней женской одежды было не очень много народу. За прилавком в огромном длинном салоне в благоговейной тишине и терпком запахе мехов и нафталина висели пальто и шубы. Они помещались длинными рядами, как коровы в стойлах на образцовой совхозной ферме, — рукав к рукаву, масть к масти, порода к породе. На каждом из них висели картонные бирки. Между рядами в торжественном почтении, разговаривая вполголоса, ходили покупатели, брали в ладони бирки, приценивались».
«Пелагея, а за ней Дуняшка несмело вошли за обитый красным плюшем барьер и начали осмотр с края. Но Дуняшка шепнула: «Черное не хочу», — и они прошли к бежевым. Бежевые были хороши. Большие роговые пуговицы. Мягкий коричневый воротник. Кремовая шелковая подкладка. Пелагея смяла в кулаке угол полы — не мнется.
— Дуня, ну-ка прочитай.
— Тысяча двести.
— Так, так, — сдвинула брови Пелагея. — Маркое дюже. Вон у агрономши. Ехала в машине — запятнала. А теперь хоть брось.
— Мама, смотри, вон темно-синее! — зашептала Дуняшка.
— Ничего сукнецо! — одобрила Пелагея.
— Воротник красивый! Просто пух! — шепнула Дуняшка.
— Тысяча девятьсот шестьдесят.
— Это небось год указан?
— Да нет… рубли.
— А-а… рубли… Уж больно дорого что-то. Пальто так себе. И воротник небось собачий. Ни лиса, ни кот. Собака и есть».
Пелагея из гордости не показывает, что уязвлена собственной бедностью. Но вдуматься – за 300 трудодней (год!) – и девушка не заработала на пальто. А ведь это 300 дней тяжелого физического труда. И ничего другого у Дуняши не будет. Она не поедет учиться в город, потому что в ремесленном уже учится младший брат. И мать не оставить. И конечно, Дуня выйдет замуж за того самого паренька, с которым встречалась под топольком… Но это уже мои домыслы о Дуняшином будущем. А тем временем покупатели умиляются, глядя, как девушка примеряет пальто, которое ей всё же подобрала деликатная и продавщица:
«Пальто и верно было хорошее. Коричневое в елочку. Воротник черный. Вата настегана не внатруску, а как следует. Теплое пальто. Пелагея дунула на воротник — мех заколыхался, провела по шерсти, прилег мех, заблестел вороновым крылом.
— Драп, воротничок под котик, — пояснила продавщица, поворачивая пальто на пальце. — Пожалуйста, подкладочка из шелковой саржи. Чистенько. Тебе нравится? — спросила она Дуняшку».
А Дуняшка в новом пальто расцвела – на неё любуются и старичок с белой бородой, и лётчик с женой, и дама с лисой и мужчиной в красном шарфе.
Дуняшка примеряет пальто. https://iknigi.net/avtor-evgeniy-nosov/17735-krasnoe-vino-pobedy-sbornik-evgeniy-nosov/read/page-4.html«— Выписывать? — наконец спросила продавщица и достала из кармашка чековую книжку.
— Раз люди хвалят, то возьмем, — сказала Пелагея. — Восемнадцать годков дочке-то. Как не взять!
— Пожалуйста: шестьсот девяносто три рубля двадцать одна копейка. Касса рядом».
Для тех, кто не застал СССР в сознательном возрасте, поясню - долгое время торговля промтоварами работала по системе: покупатель выбирает товар, продавщица выписывает чек, с ним покупатель идет в кассу, где оплачивает покупку и получает уже чек об оплате. Затем возвращается к продавщице и получает выбранный и упакованный товар. Сейчас система кажется громоздкой, но это была реальность того времени.
Нагулявшись с покупкой по универмагу и насмотревшись на товары, уставшие мать и дочь вновь проходят мимо отдела верхней одежды, где теперь уже та самая дама с лисой примеряет шубу – да такую диковинную:
«Шуба была из каких-то мелких шкурок с темно-бурыми спинками и рыжими краями, отчего она выглядела полосатой. Продавщица, развернув шубу, набросила ее на даму, и та сразу потонула с головы до пят в горе рыжего легкого меха. Были видны только гребень взбитых на макушке волос цвета крепкого чая да снизу, из-под края шубы, — щиколотки ног и черные туфельки.
— Широкая дюже, — шепотом заметила Пелагея. — Совсем человека не видно.
Дуняшке шуба тоже показалась очень просторной и длинной. Она свисала с плеч волнистыми складками, рукава были широкие, с большими отворотами, а воротник разлегся от плеча до плеча. Может быть, так казалось после черного пальто, которое очень ладно сидело на даме?»
Дама сомневалась, советовалась с мужчиной в красном шарфе, и, наконец, решив, что «если что – Элка сносит», решает купить чудо-шубу. И мужчина выкладывает на тарелочку кассы «два серых кирпичика сотенных, перехваченных бумажной лентой».
Две пачки сотенных – сколько это? Стандартная банковская упаковка – сто купюр. Перемножаем 100 на 100 – получаем 10 000. «Кирпичиков» - два. 20 000 за шубу, которую неизвестно, будет ли носить дама или отдаст загадочной Элке.
«А что шуба? Одно только название. Ни греву, ни красы. Как зипун. Была б она целая. А то из лапок. Того и гляди лопнет на швах. Да и вытрется. А уж это красота! И к лицу. И сидит ладно.
— Я в нем как взрослая, — застенчиво улыбнулась Дуняшка.
— Молчи, девонька, продадим теленка — платок пуховый справим.
— И ботики! — вся засветилась Дуняшка.
— Справим и боты! Справим!»
Одна советская страна. Один областной центр. Но какая же пропасть между Пелагеей, Дуняшкой и дамой с лисой…
Поощрите материал значком "нравится" и оставайтесь с Умной Эльзой и её маленькими историями большой Советской страны!
Статьи о моде и женщинах СССР:
"Крот винтом" и другие шубы для Маргариты Николаевны (ведьмы)Чердак Умной Эльзы3 декабряПро сталинскую высотку и... штаны, или Как "Работница" справедливости добиваласьЧердак Умной Эльзы7 ноябряЧто было прилично дарить в 50-е - 60-е годы?Чердак Умной Эльзы18 октябряСоветское материнство и закон: как это было в 50-е годыЧердак Умной Эльзы6 сентября#советский быт #история СССР #история моды #советская литература #что почитать #женщины ссср #советская торговля
Больше интересных статей здесь: СССР.
Источник статьи: Арифметика элегантности, или Пальто за трудодни.