Арифметика элегантности, или Пальто за трудодни

https://www.pinterest.ru/pin/602075043921790839/

В конце каждой приличной статьи о советском быте неизбежно бушуют страсти между сторонниками позиции «в совке все ходили в ватниках и сапогах на босу ногу» и их оппонентами из лагеря «в СССР всё было добротное и лучшего качества, потому как о народе заботились!». Истина же, как всегда, ни там, ни там. Давайте почитаем забытый рассказ хорошего советского писателя Евгения Носова (не путайте только с Николаем Носовым, писателем не менее прекрасным).

Так вот, есть у Евгения Носова рассказ «Шуба». Написан он был в самом конце 50-х, судя по ценам и некоторым деталям. В любом случае – до денежной реформы 1961 года. Это редкий рассказ, в котором одежда – знак-символ и полноправный участник повествования.

Ну, начнем.

Представьте среднерусскую слякотную осень. По дороге идут-торопятся Дуняшка-дочь и Пелагея-мать.

«Пелагея, еще шустрая, сухощавая баба, шла налегке в сером клетчатом платке и в Степкином ватном пиджачке с жестяными перекрещенными молотками в петлицах, — Степка учился в школе механизации, на воскресенье приехал домой, и Пелагея выпросила у него пиджак съездить в город. Из-под пиджака высовывался белый, оборчатый, надетый по торжественному случаю передник, который встречный ветер то поддувал пузырями, то запихивал между худых Пелагеиных колен. Но она не одергивала, а так и шла, шлепая о тощие икры широкими голенищами резиновых сапог».

Пелагея с Дуняшкой спешат на автобус в город – за покупками. Живут они в колхозе, и колхоз-то, в общем, неплохой, да вот не купишь в сельпо всего, что нужно. Вот и собрались мать да дочь купить в городе Дуне пальто. Да не простое – первое пальто! Выросла уже Дуня-то, под топольком с каким-то парнем стоит вечерами… заневестилась!

«Не какое-нибудь простенькое. А хорошее, настоящее зимнее. Чтоб с меховым воротником, на подкладке шелковой, да чтоб сукно было доброе. Нечасто приходится такие дорогие обновы справлять. Себе-то уж и не помнит, когда покупала. С воротником — так и вовсе. Почитай, полсотни лет прожила, а ни разу мехового воротника не носила. Да их как-то раньше и не было, окромя овчинных. Платок накинула — вот и весь воротник. Теперь-то всякие пошли. Под разного зверя. Во всем их роду Дуняшка первая наденет. Подружки уже посправляли, а она до сих пор в этом куцем бегает. Против людей неловко».

Долго, долго матери и дочери было не до обновок. Да и увидела себя Дуняша во весь рост только в городском универмаге:

«Она глядела в зеркало во все глаза, потому что видела себя вот так, всю сразу первый раз в жизни. В своем вязаном платке, делавшем ее голову круглой и обыкновенном, в куцем, узкоплечем сереньком пальтишке, из-под которого торчали длинные крепкие ноги в хромовых забрызганных сапогах, Дуняшка походила на молодую серенькую курочку, у которой еще как следует не прорезался нарядный гребешок, не округлился зобик, не поднялся кверху хвостик, зато уже отросли сильные, выносливые ноги. Но щеки ее по-прежнему неутомимо пылали, и зеркало шепнуло: «Разве можно в таком пальто ходить под рыжий тополек?»

Но вот колхоз заплатил за трудодни – хорошо заплатил. 300 трудодней выработала Дуня, заработала 1200 рублей. На колхозном птичнике работает! Деньги, правда, уже поразошлись – на 500 рублей купили поросеночка, да сена копёнку, да так, по мелочи всякого. Вот 700 осталось, как раз на пальто должно хватить, да на хорошее!

А ведь выработать 300 трудодней было совсем непросто. Колхозный труд не был нормирован. Ни продолжительность рабочего времени, ни выходные, ни отпуска не предусматривались. В совхозах труженикам гарантировалась заработная плата и все, как принято говорить, социальные гарантии. Но не в колхозах, которые, по факту, были на самоокупаемости. Да и неравенство труда было явным и неприкрытым:

«Как ни богат колхоз техникой — и комбайны, и культиваторы, и сеялки-веялки всякие, и тракторы по восемьдесят лошадиных сил, — и все же еще столько прорех, что каждый умный председатель, если хочет, чтобы дело шло без сучка без задоринки, непременно бросит клич: «А ну, бабоньки, подсобим! — и добавит для подбодрения: — Техника техникой, а все же баба в колхозе — большая сила!» И бабы наваливаются. Мужики ездят на тракторе взад и вперед по свекловищу, дергают рычаги, руль крутят, выковыривают культиватором бураки. А бабы, будто галки за плугом, с галдецой, коли еще не притомились, или уже молча к закату дня, все собирают и собирают свеклу в корзины и подолы и таскают, и таскают ее, в комьях тяжелой земли, по перепаханному полю в кучи. А после, собравшись в кружок, вперемежку с пустыми разговорами и пересудами незаметно да и переворошат опять многие тонны бурака, обобьют от земли, отсекут ботву, обрежут хвосты и сложат в кучи. И лишь когда завечереет и не разобрать, то ли это свекла, то ли просто грудка земли, поднимаются пестрой стаей и бегут, бегут полевой дорогой, на другом конце которой ждут их другие неотложные домашние заботы.
А на току разве обойтись без нее? Или на сенокосе? На ферме? Да где ты без нее обойдешься? Нехитрая машина — баба, простая в обращении, на еду непривередливая, не пьет как мужик и не кочевряжится при расчете. Мужик за кручение руля на тракторе полтора трудодня берет, хоть и со сменщиком работает, а она без всякой смены и на половинную долю согласна, потому как понимает: руль с умом крутить надо. А где бабе ума взять? Ум-то весь мужикам достался».

Здесь нет у автора унижения женщины, специфического мужского шовинизма – рассказ местами полон грустной иронии – да, такова наша жизнь, и всем кажется, что это правильно, так уж испокон веков повелось. Но прочтите рассказ – Евгений Носов пишет о своих героинях тепло и с искренним сочувствием.

И вот героини добрались до городского универмага:

«В отделе верхней женской одежды было не очень много народу. За прилавком в огромном длинном салоне в благоговейной тишине и терпком запахе мехов и нафталина висели пальто и шубы. Они помещались длинными рядами, как коровы в стойлах на образцовой совхозной ферме, — рукав к рукаву, масть к масти, порода к породе. На каждом из них висели картонные бирки. Между рядами в торжественном почтении, разговаривая вполголоса, ходили покупатели, брали в ладони бирки, приценивались».
«Пелагея, а за ней Дуняшка несмело вошли за обитый красным плюшем барьер и начали осмотр с края. Но Дуняшка шепнула: «Черное не хочу», — и они прошли к бежевым. Бежевые были хороши. Большие роговые пуговицы. Мягкий коричневый воротник. Кремовая шелковая подкладка. Пелагея смяла в кулаке угол полы — не мнется.
— Дуня, ну-ка прочитай.
— Тысяча двести.
— Так, так, — сдвинула брови Пелагея. — Маркое дюже. Вон у агрономши. Ехала в машине — запятнала. А теперь хоть брось.
— Мама, смотри, вон темно-синее! — зашептала Дуняшка.
— Ничего сукнецо! — одобрила Пелагея.
— Воротник красивый! Просто пух! — шепнула Дуняшка.
— Тысяча девятьсот шестьдесят.
— Это небось год указан?
— Да нет… рубли.
— А-а… рубли… Уж больно дорого что-то. Пальто так себе. И воротник небось собачий. Ни лиса, ни кот. Собака и есть».

Пелагея из гордости не показывает, что уязвлена собственной бедностью. Но вдуматься – за 300 трудодней (год!) – и девушка не заработала на пальто. А ведь это 300 дней тяжелого физического труда. И ничего другого у Дуняши не будет. Она не поедет учиться в город, потому что в ремесленном уже учится младший брат. И мать не оставить. И конечно, Дуня выйдет замуж за того самого паренька, с которым встречалась под топольком… Но это уже мои домыслы о Дуняшином будущем. А тем временем покупатели умиляются, глядя, как девушка примеряет пальто, которое ей всё же подобрала деликатная и продавщица:

«Пальто и верно было хорошее. Коричневое в елочку. Воротник черный. Вата настегана не внатруску, а как следует. Теплое пальто. Пелагея дунула на воротник — мех заколыхался, провела по шерсти, прилег мех, заблестел вороновым крылом.
— Драп, воротничок под котик, — пояснила продавщица, поворачивая пальто на пальце. — Пожалуйста, подкладочка из шелковой саржи. Чистенько. Тебе нравится? — спросила она Дуняшку».

А Дуняшка в новом пальто расцвела – на неё любуются и старичок с белой бородой, и лётчик с женой, и дама с лисой и мужчиной в красном шарфе.

Дуняшка примеряет пальто. https://iknigi.net/avtor-evgeniy-nosov/17735-krasnoe-vino-pobedy-sbornik-evgeniy-nosov/read/page-4.html
«— Выписывать? — наконец спросила продавщица и достала из кармашка чековую книжку.
— Раз люди хвалят, то возьмем, — сказала Пелагея. — Восемнадцать годков дочке-то. Как не взять!
— Пожалуйста: шестьсот девяносто три рубля двадцать одна копейка. Касса рядом».

Для тех, кто не застал СССР в сознательном возрасте, поясню - долгое время торговля промтоварами работала по системе: покупатель выбирает товар, продавщица выписывает чек, с ним покупатель идет в кассу, где оплачивает покупку и получает уже чек об оплате. Затем возвращается к продавщице и получает выбранный и упакованный товар. Сейчас система кажется громоздкой, но это была реальность того времени.

Нагулявшись с покупкой по универмагу и насмотревшись на товары, уставшие мать и дочь вновь проходят мимо отдела верхней одежды, где теперь уже та самая дама с лисой примеряет шубу – да такую диковинную:

«Шуба была из каких-то мелких шкурок с темно-бурыми спинками и рыжими краями, отчего она выглядела полосатой. Продавщица, развернув шубу, набросила ее на даму, и та сразу потонула с головы до пят в горе рыжего легкого меха. Были видны только гребень взбитых на макушке волос цвета крепкого чая да снизу, из-под края шубы, — щиколотки ног и черные туфельки.
— Широкая дюже, — шепотом заметила Пелагея. — Совсем человека не видно.
Дуняшке шуба тоже показалась очень просторной и длинной. Она свисала с плеч волнистыми складками, рукава были широкие, с большими отворотами, а воротник разлегся от плеча до плеча. Может быть, так казалось после черного пальто, которое очень ладно сидело на даме?»

Дама сомневалась, советовалась с мужчиной в красном шарфе, и, наконец, решив, что «если что – Элка сносит», решает купить чудо-шубу. И мужчина выкладывает на тарелочку кассы «два серых кирпичика сотенных, перехваченных бумажной лентой».

Две пачки сотенных – сколько это? Стандартная банковская упаковка – сто купюр. Перемножаем 100 на 100 – получаем 10 000. «Кирпичиков» - два. 20 000 за шубу, которую неизвестно, будет ли носить дама или отдаст загадочной Элке.

«А что шуба? Одно только название. Ни греву, ни красы. Как зипун. Была б она целая. А то из лапок. Того и гляди лопнет на швах. Да и вытрется. А уж это красота! И к лицу. И сидит ладно.

— Я в нем как взрослая, — застенчиво улыбнулась Дуняшка.

— Молчи, девонька, продадим теленка — платок пуховый справим.

— И ботики! — вся засветилась Дуняшка.

— Справим и боты! Справим!»

Одна советская страна. Один областной центр. Но какая же пропасть между Пелагеей, Дуняшкой и дамой с лисой…

Поощрите материал значком "нравится" и оставайтесь с Умной Эльзой и её маленькими историями большой Советской страны!

Статьи о моде и женщинах СССР:

Арифметика элегантности, или Пальто за трудодни"Крот винтом" и другие шубы для Маргариты Николаевны (ведьмы)Чердак Умной Эльзы3 декабряАрифметика элегантности, или Пальто за трудодниПро сталинскую высотку и... штаны, или Как "Работница" справедливости добиваласьЧердак Умной Эльзы7 ноябряАрифметика элегантности, или Пальто за трудодниЧто было прилично дарить в 50-е - 60-е годы?Чердак Умной Эльзы18 октябряАрифметика элегантности, или Пальто за трудодниСоветское материнство и закон: как это было в 50-е годыЧердак Умной Эльзы6 сентября

#советский быт #история СССР #история моды #советская литература #что почитать #женщины ссср #советская торговля

Больше интересных статей здесь: СССР.

Источник статьи: Арифметика элегантности, или Пальто за трудодни.

Система комментирования SigComments