Так бывает: упорно ищешь особое благо, которое выбираешь для себя сам, и отворачиваешься от того, которое тебе предназначено. Силы предложили ему новое знание, а он чуть было не отказался от него.
Он понял это неожиданно, когда, покинув землянку, отправился вниз. Он вдруг осознал, что хочет скорее вернуться обратно, чтобы продолжить разговор, сулящий новые открытия. Даже за один день и за одну ночь Кетл получил столько новых знаний!
(начало - глава 1, глава 2, глава 3, глава 4, глава 5, глава 6, глава 7, глава 8, глава 9)
До этого илле всегда говорили о землянах, как о врагах. Никто не собирался изучать их с иной точки зрения. И вот Силы позволили близко узнать человека другого цвета, человека-индиго… Нет, нет, Теаюриг прав: это задача не для Кеунвена. Только он, Кетлерен, способен в этом разобраться. Возможно, вся его работа до этого была лишь приготовлением, зато сейчас…
Выводы на этой стадии исследования, разумеется, делать рано, сначала необходимо накопить материал. Каждое слово и действие землянки стоит рассматривать только в совокупности с другими, учитывая их повторяемость или исключительность, и не придавая окончательного звучания ни одной из нот, пока в его голове не сложилась вся песня. Песня? Странно, почему он выбрал именно этот образ? Его знания о землянке станут общим достоянием, а своей песней никто из разумных не делится.
Для чего Силы посылают им эти знания, пока неизвестно. Но не принимать и не пытаться прочесть это послание — путь в не-благо.
А прочесть его будет непросто. В землянке сочетается столько несочетаемого. Например, у нее искаженная шкала безопасности. Она допустила возможность насилия со стороны мужчин-илле и заподозрила, что Кетл мог обмануть ее и бросить одну в горах. Разумеется, ее подозрительность и недоверие связаны с ее земным опытом, но ведь она же видела его цвета! Или вот еще. Паттл Исия кажется столь молодой по количеству знаний и часто ведет себя как неразумный ребенок, и все же Теаюриг прав: землянка способна сразу увидеть корни деревьев и найти нужное русло. Возможно, ее интуитивные прозрения связаны с тем, что она индиго.
«Я получаю знания, изучая Паттл Исию, но и она задает много вопросов и растет, познавая Илию», — думал Кетл. Он нахмурился: некоторые из этих вопросов стремились к познанию его самого и наступали на его раненых птиц.
А ее мертвенная кожа, такая же, как у погибшего дерева? Почему, почему оно умерло именно сейчас? Душа продолжала болеть, что бы он ни делал и ни говорил, и ему пока некуда выместить эту боль… некогда сочинить песню… А землянка живая, но ее слова и поступки оставляют зарубки на его душе. Почему она унесла чашу для омовения? Она наверняка не знала, что это высший знак презрения — не желать омывать лицо в чьем-то присутствии. Не знала, но сделала, и он отлично понял, что она на него сердита. Как дитя, она переносила свои разочарования на того, кто рядом, и не умела подчинять чувства разуму.
И при этом оказалась настолько мудра (Кетл помнил, как всех поразил этот факт), что не взяла у Стара предложенный Дар. Разве это не высшая степень познания — понимать, что ты не достоин Дара?
Или взять ее погружение в истинное сияние звезд. Только тот, кто достиг совершенства своих цветов, мог пропустить через себя этот свет так, как она. Кетл до такого уровня восприятия еще не дошел. Она могла перейти в иной мир, так, как переходили в него самые возвышенные иляне в древних легендах, но при этом была совсем не готова к такому переходу.
Как можно сочетать в себе одновременно мелкое и возвышенное, непонимание и восприятие, истинный взгляд и слепоту?
Спускаясь, Кетл подбирал точные слова. Какими знаниями он может поделиться с Лайдером уже сейчас? Стоит ли говорить о ростках, не лучше ли дождаться плодов?
Взойдя на плато, Кетл с удивлением обнаружил вместо Малого Лайдера всего лишь девятерых. Он нахмурился: Девятка собиралась крайне редко. Это означало, что вопросы, которые она будет рассматривать, требуют ограниченного числа посвященных. Но ее решения тем не менее становились обязательными для всех, а значит, ответственность каждого члена Девятки увеличивалась многократно.
Все здесь сияли прекрасными цветами. Кетл видел красно-золотой Теаюрига, изумрудный и янтарный Новокуэена — старейшего илле на планете. Серебристый и бирюзовый молодого Оггла. Оливково-зеленый и коралловый Бокчеррига… Светло-голубой и медовый Тобоусира, и, конечно, прекрасный ультрамарин и индиго Кеунвена. И здесь были еще двое илян, недавно избранные в совет, с хорошими чистыми цветами.
Получается, все ждали только его. Кетл сел на белый камень у пики-скалы, которую он называл Ралла. Каждая из скал имела свое имя, и каждый из членов Лайдера опирался на свою, близкую ему по энергии. Скала Ралла всегда учила Кетла терпению и сдержанности.
— Дор Кетлерен, — Теаюриг обратился прямо к нему, — желаешь ли ты что-то поведать нам о землянке до начала Совета? Дело в том, что сегодня все, связанное с твоей гостьей, становится важным для всех. И ты это поймешь.
— Я мог бы поведать многое, — медленно начал Кетл, — но это многое — всего лишь тоненькие ручейки, которые вливаются в озеро, и я думаю, лучше подождать, пока мои знания о землянке не сравняются с его глубиной.
— Тогда не будем терять свои тени на пике Фатаза. Сейчас потекут реки моих мыслей, но если твои воды, дор Кетлерен, вольются в них новыми знаниями, прерви меня, чтобы мы их увидели, так мы лучше поймем, куда заведет нас течение. Это же относится и к каждому из вас, — Теаюриг обвел рукой Девятку, словно заключая в единый круг, и повернулся к самому молодому члену Лайдера:
— Оггл, сначала спрошу тебя. Сколько лет младшему илле у нас в горах?
Самому Огглу только исполнилось двадцать два, но Кетл знал: никто не попадает в Совет не по заслугам. Его жена не предала илле, а отправилась вместе с ним и двухлетним сыном в горы. Она умерла одной из первых.
Кетл горестно опустил глаза, избегая смотреть на Оггла. Когда начали болеть и умирать жены и дочери, Оггл, не успев сочинить последнюю песню жене, посвятил себя не только своему сыну, но всем осиротевшим или оставшимся без присмотра детям. Силы наделили его сложным Даром — понимать детей и обучать их.
— Восемь лет назад мы пришли сюда, Теаюриг, — ответил Оггл, устремив задумчивые глаза на Главу. — Те, что были в утробе, погибли вместе со своими матерями. Младший из нас не прошел тогда и одного оборота вокруг Фатаза, и сейчас ему восемь светил.
— И через шесть лет он вступит в возраст огня, но у него никогда не будет жены и ребенка, — начал Теаюриг. — Ему некому передать свой Дар. А те, что пришли сюда в четырнадцать светил, скоро станут недетородными, и у них тоже никогда не будет потомства. Землянка лишь подтвердила то, о чем мы догадывались. Даже наши невинные дочери, которые были слишком малы во время исхода, вскоре вступят в отношения с землянами, как это сделала юная Яли Нел, дочь Неллерена.
Неллерен входил в Малый Лайдер, и он уже знал о выборе своей дочери.
— Отдавая гамес, они тоже станут предательницами, — продолжал Глава. — Мы не знаем, смогут ли они родить от землян, но, если и смогут, у их сыновей не будет Дара.
— Пока ни одна женщина-илле от землянина не родила, — вмешался Тобоусир. — Так сказал наш друг креза.
Кетл подтверждающе кивнул — креза имеют собственные каналы связи друг с другом, и тому, что сказал ему старый знакомец Соов, стоит доверять.
— Силы, возможно, навсегда лишили их детородности, — продолжал Тобоусир. — Но, может быть, дело лишь в физиологии. Я полагаю, что семя землян слишком слабое, чтобы оплодотворить чрево женщины-илле.
Тобоусир изучал процессы зарождения жизни у растений, животных и разумных.
— Дар погибнет на этой планете, мало того, с нами он исчезнет из всей Вселенной, — горестно проговорил Теаюриг. — Это произойдет со смертью последнего, младшего сына илле. Мы были хранителями Дара. Чтобы спасти его, мы отказались от насилия и стали изгнанниками на собственной планете. Но Дар все равно уйдет.
— Зачем нам опять вступать в костер босыми ногами? Эта боль постоянно с нами, Теаюриг, но мы научились с ней жить, — горестно прервал его Новокуэен. — Если Дар уйдет вместе с нами, значит, на то воля Сил. История креза вопиет о том, что предав его, мы бы его все равно не сохранили. Мы не сможем вернуть себе наших еще пребывающих в невинности дочерей, не уничтожив землян. Совершив это, мы утратим свой Дар. Что толку будет в нашем потомстве, рожденном после его утери?
— Мы сохранили бы кровь илле, — заметил Бокчерриг и тут же поднял руку, останавливая возражения. — Я только уточняю слова Новокуэена, а не призываю это сделать.
— Никто из нас сейчас не влил новые воды в наши горькие реки, но хорошо, что мы еще раз все это увидели, — вымолвил Теаюриг. — Однако вчера кое-что изменилось. Слушайте же, Девятеро — ибо я, Теаюриг, избран вами, чтобы трактовать волю Сил. А они послали нам шанс, который мы должны разглядеть. Они послали нам женщину.
— Землянку! — воскликнул Оггл.
— Да, Оггл, землянку. Но скажи, что мы видим в этой женщине, кроме того, что она землянка? Это чистая женщина, она индиго, она не враг илле, а одного из нас она спасла. И сейчас это единственная женщина, достойная выносить сына илле, обладающего нашим Даром.
Кетл сам не заметил, как вскочил со своего камня, настолько он был поражен. Он не мог бы сразу объяснить, что его так отвращает от мысли Теаюрига, но начал говорить раньше, чем его берега оформили русло.
— Уверен ли ты, что слышишь верно, Теаюриг? — воскликнул он. — В твоих водах нет глубины, ты черпаешь сосудом, в котором только один глоток. Как мы сможем заставить женщину вступить в брак, не нарушив ее свободы? Не ты ли обещал ей здесь безопасность?
— Уж не набрался ли ты страхов от своей подопечной, дор Кетлерен? — нахмурился Теаюриг. — Конечно, мы не можем ее заставить. Но мы будем ее просить.
Глава некоторое время молчал, и пурпурный переливался с золотом в его цветах.
— Да, нам придется просить землянку направить свои реки в новое русло, — повторил он. — Но это благо коснется и ее самой. Вчера, когда ты ушел, дор Кетлерен, мы искали и не нашли возможности отпустить ее отсюда. Землянка обречена оставаться с нами всю жизнь и здесь умереть. Мы все видели, как горько ей было слышать об этом. Она сама сказала, что еще находится в детородном возрасте, так почему бы ей не стать частью нашего народа, почему не найти себе мужа?
— А если она не захочет? — спросил Оггл. — Если ни один илле не сможет разжечь ее огонь?
— Тогда мы отступимся от этого берега. Однако она индиго, и я верю, что она захочет нам помочь.
— Мы не должны направлять ее в это русло, — твердо произнес Кетл. — Только естественное течение ее вод может привести ее туда. Мы не можем использовать то, что она индиго, ради наших намерений. Откуда у нас право решать за разумного, строить плотины своих желаний для ее вод?
— Но без этих плотин ее воды не найдут, куда им течь. Как она сможет помочь, если не знает, в чем мы нуждаемся?
«Как я смогу помочь тебе, если не знаю, в чем ты имеешь потребность», — вспомнил Кетл собственные слова, сказанные землянке, и опустился на камень — ему нужно было время, чтобы лучше услышать себя. Он оглянулся вокруг и вдруг ощутил себя здесь чужим. Его внутренний взгляд расширился, словно он и не илле вовсе, а кто-то еще, словно он смотрит на все с иной стороны. Не найдя ответа, Кетл обратил свои мысли к скале Ралла и замолчал.
Тем временем обсуждение продолжалось.
— Я хотел спросить теперь тебя, Тобоусир, — сказал Теаюриг. — Еще до войны ты был знаком с землянином, явившемся с Ксандры задолго до красных людей. Расскажи нам еще раз о нем и вспомни, что ты знаешь о физиологии землян. Нам важно понять, сможет ли землянка родить от илле?
— Если ты спрашиваешь про семя илле, то я думаю, оно способно оплодотворить чрево близкого нам по физиологии организма. Конечно, ребенка надо еще и выносить. Однако, если землянка послана волею Сил, я верю в успех.
— Физиология землян иная, — снова вмешался Кетл, — я видел, что Паттл Исия нуждается в большем количестве еды и в частых обновлениях. У нее мало физической энергии, она быстро теряет силы.
— Не совсем так, дор, — с уважением поклонился ему Тобоусир. — Тот землянин, что жил у меня до войны, его звали Джоу, а имя его Джоу Оун, стал лучше сохранять энергию и меньше нуждаться в обновлениях, когда начал питаться как мы.
— Какой цвет был у этого разумного? — поинтересовался один из новых членов Совета.
— Бледно-сиреневый, болезненно-лимонный и блекло-синий. В нем зарождался серый, но он его преодолел. Красного в нем не было, но цвета его не так и не очистились, хотя иногда и мерцали свежими красками. Он говорил, что пишет книги, потому что на Земле принято сохранять каждую свою мысль. Еще он говорил, что у него болит душа. На самом деле, был болен его дух. Джоу Оун сам рассказал мне и моей жене, что много лет уничтожал в себе разумного, разрушая мозг дурной травой и мертвыми снадобьями, чтобы погрузиться в ложные миры. Но потом его дух очнулся, и он решил исцелиться. Он покинул Землю и полетел на другие планеты, но нигде не находил покоя. На Ксандре он чуть было не вошел опять в реку, текущую вспять. В то время мы уже перестали летать на другие планеты, но Илия была открыта для гостей, и многие посещали нас на играх. Наши игры особенно нравились Джоу Оуну. Он много спрашивал меня и много записывал на носители, не полагаясь на свою разрушенную память.
— Не он один посетил тогда Илию, — вздохнул Бокчерриг, и его цвета полыхнули нескрываемым гневом, — многие пробрались сюда, чтобы разведать про нас как можно больше. Они узнали про наш Дар, и про то, как нас мало, и передали это красным людям, а те сочли нас легкой добычей.
— Наше русло уходит в сторону, — мягко остановил его Теаюриг. — Напомни, Тобоусир, как этот Джоу Оун попал к тебе.
— Это забавная история, — Тобоусир поклонился Главе, — он жил в своем неживом доме… как ты помнишь, многие гости привозили с собой конструкторы наподобие тех, что мы делали, когда были молоды, сотню лет назад, и вторичную ткань. Землянин тоже построил свой дом с помощью неживого разума. Он думал, что мы будем восхищены его вторичным домом, построенным без усилия рук и движения души.
Все засмеялись.
— Не знаю, зачем он полез на дерево, не спросив у него разрешения…
Все засмеялись громче.
— Но, конечно же, дерево его скинуло. Он звал целителя, а я как раз проходил мимо. Я решил сперва, что он хочет поговорить с дором Кетлереном, но потом понял, что целитель ему не нужен, ведь он просто сломал ногу и несколько ребер. Моя жена вылечила его, и он попросился пожить у нас, чтобы получше узнать об илле. И я объяснил ему, что…
— Совет больше интересует, что ты узнал о землянах, Тобоусир, — направил его Теаюриг.
Тот вздохнул.
— Признаюсь, мы не были любопытны… Не только я и моя жена — все илле. Мы решили, что нам рано исследовать новое вокруг нас, ведь мы еще не до конца изучили себя и свою планету… Углубившись в эти знания, мы многое упустили снаружи. И не заметили, что готовится нам извне.
Смех стих, и на лица Девятерых вернулась печаль.
— Из того, что тебя интересует, Теаюриг, я могу сказать только то, что их жены вынашивают, с его слов, как и наши — девять иллийских периодов. Я запомнил, потому что меня удивило это еще тогда. Ведь креза, к примеру, вынашивают только пять периодов.
— Жаль, что Стар не знает о предательстве Яли Нел, — заметил Оггл. — Ведь он мог бы найти жену на Ксандре и родить от нее сына. Сколько периодов вынашивают там?
— Так же девять, — ответил Тобоусир. — Но ни один илле в здравом рассудке не заимеет потомство от ксандры.
— Бедный мой сын… — вымолвил Кеунвен. — Если бы он знал, что его невеста погасила свой огонь и не прилетит к нему на Ксандру, он бы захотел вернуться сюда и возрастать в знании рядом со мной… Конечно же, он никогда не свяжется с ксандрой.
— Но почему? — удивился Оггл. — Ксандры так неприятны для взгляда илле?
— Ты не знаешь, Оггл? Ксандры вполне приятны для нашего взгляда, но в этом их ложь, — ответил Бокчерриг, пока Кеунвен тщетно пытался скрыть свою грусть. — Они заводят себе до шести мужей, а мужчины — восемь жен сразу. Женщина может иметь своего двоюродного брата, а мужчина — сестру своей матери. Нельзя передавать Дар через нечистое.
Все помолчали, потом заговорил Новокуэен:
— Итак, как ты и сказал, Теаюриг, Силы послали нам землянку, но она нам не враг, она индиго, ее цвета чисты, она не имела мужа, находится в детородном возрасте и ее физиология близка к нашей. Ее дитя, если это будет мальчик, получит Дар и будет его достоин. Я понимаю и одобряю твой замысел, Теаюриг, — и старейший встал и поклонился Главе, — ибо это воистину мудро.
— Со слов Джоу Оуна я понял, что землянки с большей вероятностью, чем илле, могут родить не единожды, — добавил Тобоусир. — Она может родить и сына, и дочь, которая еще успеет стать женой одному из тех, кого забрали в горы младенцем и тоже родить. Значит, наш род продолжится на еще одно поколение.
— Но землянка послана нам не для этого, — собравшись с силами, подал голос Кетл.
Он приготовился к борьбе.
— Среди нас есть тот, кто точно знает волю Сил, — презрительно усмехнулся Бокчерриг. — Выслушаем же его.
— Я не знаю точно волю Сил, — резко произнес Кетл. — И понимаю, что приглашать в дом, не вырастив крыши, значит поднять себя на смех. Однако мне не приходится ждать, когда плод моих мыслей созреет. Я вынужден просить Совет отложить свое решение. Нам нельзя спешить, мы должны еще долго прислушиваться, прежде чем узнать волю Сил.
— Я понимаю тебя, дор Кетлерен. Если то, что ты хочешь сказать, важно, поведай нам корни своих мыслей, даже если они еще не пробились наружу, — поощряюще кивнул Теаюриг.
Это обнадеживало.
— Я думаю, — решительно сказал Кетл, — что землянка послана нам для расширения знаний о мире. Только один день я слышу ее, и уже узнал о землянах больше, чем за всю свою жизнь. Я думаю, мы не единственные, кого выбрали Силы. Существуют иные дары, и они могут проявляться иначе. Они зарождаются в несовершенном и пока молодом мире, но они могут стать выше и чище, чем наши. Они разнообразны и пока трудны для моего понимания. Но я думаю, если наш род закончится, то Дар не погибнет с последним илле. Дар не привязан лишь к нашей крови. Он свободен от нас, а значит, мы не должны назначать себя единственными хранителями. Мы заблуждаемся, считая, что только мы способны его удержать. Он может покинуть нас и явиться, где хочет, когда захочет. И, возможно, когда-нибудь он возродится на самой дальней от нас планете в ребенке, не имеющем ни капли нашей крови. Илле — не центр Вселенной. Они не главные.
— «Они»? — пристально взглянул на Кетла Бокчерриг.
— Да, «они», потому что я сейчас говорю не от илле. Силы, породившие илле, породили не только нас, а у них никакое творение не бывает бесплодным. И я слышу, как они говорят мне: илле не должны беспокоиться о Даре, илле должны только выполнять их волю.
— Так землянка нам послана для новых знаний? Каких же? — заинтересовано спросил Новокуэен.
— Я вижу пока только одну волну из вод океана, но разве это не очевидно, что через контакт с землянкой нам открывается новый путь? Земляне порабощены своими красными людьми и позволяют им творить не-благо. Но на Земле есть и другие разумные, разных цветов. Почему нас так удивило, что на Земле есть индиго? Ведь мы ничего не знаем об истинной сущности этой планеты. Мы избежали ошибочного пути и не стали развивать технологии, но мы погрузились в себя и забыли, что во Вселенная велика. Я не верю, что Силы послали нам землянку лишь как физическую плоть для вынашивания ребенка нашей крови. Не может замысел Сил уместиться в столь малую чашу. Не для того землянка так круто повернула свои реки, и теперь наши общие с ней воды текут в одном русле.
Все некоторое время обдумывали его слова.
— Это всего лишь одна землянка, — пожал плечами Бокчерриг. — Все, что она может открыть, заключается лишь в ней одной. Тобоусир, к примеру, знал совсем иного землянина. Но даже если она и обладает общей памятью землян, в чем я сомневаюсь, то вряд ли откроет ее для тебя.
— Изучи одного Бокчеррига, и ты изучишь все упрямство илле, — хитро улыбнулся Новокуэен, а потом повернулся к Кетлу:
— В твоих словах есть правда, дор Кетлерен, — произнес старейший. — Но чем твои научные планы противоречат планам Теаюрига? Почему Силы не могут послать нам эти дары одновременно? Ведь рожденный от илле и землянки ребенок будет и тем и другим не только по крови. Он соединит нас не только физической, но и духовной связью, и мы победим красных людей через это проникновение. Сама плоть Земли послужит вместилищем силам и знаниям илле, мы не только возьмем, но и одарим, поделимся. Наш Дар станет не только нашим, он будет принадлежать и землянам. Если Силы имеют в землянах и другие дары, то мы объединим их в этом ребенке.
Многие согласно закивали.
— А я хочу спросить тебя, дор, — с интересом обернулся к Кетлу Теаюриг, и в глазах его заиграли искорки смеха, — почему ты оставил собственную пользу в этом вопросе, ведь ты не индиго?
— Что ты хочешь этим сказать? — нахмурился Кетл.
— Но еще ведь Фатаз не зашел вторично с тех пор как ты утверждал, что землянка мешает твоей работе.
Обратите внимание: Цвета индиго. 3.
Разве ты не обрадуешься, когда она покинет твой дом и уйдет к мужу?— Ты путаешь русла, Теаюриг, — реплика не понравилась отцу Стара. — Для того чтобы поступать по совести, как известно, не обязательно быть индиго. Дор Кетлерен всегда выполнял волю Сил, а ты утверждаешь, что он ищет лишь собственное русло.
— Это всего лишь шутка, Кеунвен, — сказал Теаюриг. — Никто не усомнится, что дор Кетлерен приносит народу илле непреходящую пользу. Просто я вижу, что он вносит в этот вопрос все силы своей души, и хочу понять, почему.
— Ничего, Кеунвен, Теаюриг прав, — Кетл слишком старательно и демонстративно поклонился Главе. — По воле Сил я стал бы трудиться и без своей пользы, но до этого момента труд всегда доставлял мне и личное удовольствие. Вчера я не понял твоей мудрости, Теаюриг, и решил, что ты за что-то меня наказал. Но вот тебе доказательства, что я верно услышал Силы — всего за один день я увидел источник новых знаний, и, конечно, было бы расточительством от них отказываться. Мой интерес тут есть, просто он изменился. Ты хочешь использовать чрево земной женщины, а я хочу лучше узнать ее и понять, что передают через нее Силы. Теперь это и есть предмет для моего труда, раз уж ты по-прежнему называешь меня дором. Мне жаль, что мы по-разному слышим Их волю.
— Чей же слух лучше? — прищурился Бокчерриг.
Ответа он не получил.
— Но она такая… такая белая, — зримо передернулся один из доселе молчавших. — Может ли она родить от илле, если ее кожа такого странного цвета?
— Землянин, который жил у меня, был чернокожий, почти как мы, — заявил Тобоусир. — И он имел, по его словам, белую женщину другой расы, и ребенка от нее.
— Что с ним сталось потом? — спросил Оггл.
— Когда началась война, он улетел. Он сказал, что любит илле и не станет воевать против нас, но боится остаться и не хочет видеть войну. Он никогда не пытался завладеть моим Даром, ему это и в голову не приходило. Дор Кетлерен прав, среди землян наверняка есть еще разумные достойных цветов. И я согласен с Главой Лайдера, что мальчик, рожденный землянкой, может наследовать Дар.
— И как это соотносится с приказом убивать любого землянина, который покажется у прохода? — буркнул Кетл.
— Ты же слышал Тобоусира — земляне, не желающие воевать, покинули Илию, как Джоу Оун, — ответил Бокчерриг. — Кто мог знать, что здесь появится индиго?
Кетл мог бы еще спросить, когда, кем и для чего было принято решение вооружить дозорного, при том, что кокон со своей задачей справлялся. Но решил, что сейчас это только уведет их русло в сторону.
— Одного не понимаю, — проговорил вдумчивый Оггл, — что толку передавать Дар новому ребенку? Даже если он проживет здесь дольше всех, он не отыщет себе жены. Надеяться, что у землянки родится еще и дочь, и в свою очередь родит от илле, или даже случится чудо, и их будет несколько, конечно, можно, но все равно род илле будет иссякать, как и детородность молодых сейчас мужчин. Ведь новые иляне не смогут жениться на собственных братьях и сестрах. Дар так же уйдет из гор, только на поколение позже. Не обречем ли мы этих немногочисленных потомков на одиночество в горах? И как они смогут поддерживать кокон, если даже дору Кетлерену это одному не под силу.
— Кто знает, Оггл, — возразил Теаюриг. — Мы не можем говорить вперед так надолго. Возможно, красные люди уйдут, или их прогонит природа Илии, или они умрут. Или их победят другие. Пока мы можем лишь посадить это дерево. Мы должны сделать все, чтобы Дар продлился. Силы и дальше станут помогать нам, если мы сами поможем Силам. А что думаешь ты, Кеунвен — ты еще не сказал своего слова?
— Я слышу, — медленно начал отец Стара, — больше чистого звука в словах дора Кетлерена, Теаюриг. Силы выбрали дора, и через него передают нам знания, через него мы спаслись здесь, хотя могли и погибнуть. Не должны ли мы по-прежнему доверять ему? Ты тоже был выбран, Теаюриг, тебя выбрали илле, чтобы ты мудро управлял нами. Но знания всегда приходили к нам через дора Кетлерена, и раньше ты всегда ими пользовался. Я с ним согласен: мы получили свой Дар от Сил, и Силы сами решат, что с ним делать, отнять у нас, или сохранить. Мы должны лишь творить их волю. Свобода разумного — это высшее благо. Землянка подарила свободу Стару. Ты знаешь, Теаюриг, я говорю так не потому, что это мой сын.
И цвета Кеунвена пронзительно засияли. Все заворожено смотрели на то, как ярко разгорался его цвет. Цвет индиго.
— Одного этого достаточно, чтобы оказывать ей почет и уважение, — твердо продолжил тот. — Мы не должны просить у нее чего-либо еще. Ты сказал, что ее судьба жить среди нас, но ты не можешь знать даже своей судьбы, Теаюриг, не то что чужой.
— Я понял твой ответ, Кеунвен, и ты во многом прав. Но скажи, — начал Глава, — разве мы лишены разума, чтобы не видеть вперед даже на один шаг? Землянка сейчас среди нас, и мы видим пока лишь одно это русло. Она в детородном возрасте, и ее огонь может вспыхнуть в любую минуту, разве не так? Мы попросим ее не отказываться от этого блага — и только.
— Когда землянка рассказывала о Яли Нел и ее женихе, мне показалось, — вспомнил Кетл, — что ее цвета были омрачены. Она не захотела отвечать тебе на вопрос об этом мужчине. Я думаю, ее огонь уже горел ради него.
— Но он предал ее, и ее огонь может вспыхнуть вновь.
— Но даже если ее огонь вспыхнет, как ей сможет ответить илле? — снова поморщился другой член совета. — Кто из нас преодолеет физическое отторжение? Ее белая кожа… уффф… Даже в период моего огня, а это было давно, я бы не смог прикоснуться к ней.
— Среди нас есть много мужчин, только вступивших в пору огня, — возразил Оггл. — Многие из них не помнят, как выглядит женщина. Кто-то из нас сможет смириться с видом ее кожи, не испытывая отвращения. А ее цвета, если смотреть истинным взглядом, очень красивы. Однако нам следует пощадить ее чувства и заранее узнать, кто из молодых илян согласен на это.
— Твои ветви быстро тянутся вверх, Оггл, — одобрительно кивнул Теаюриг. — Найди таких мужчин, и мы позовем их на следующий Лайдер, а ты, дор, поговори с землянкой и объясни ей, чего мы ждем от нее. Уверен, ты найдешь нужные слова.
Кетл возмущенно вскинулся.
— Не ты ли сказал, что мы будем ждать как угодно долго? «Когда она будет жить среди нас и, возможно, захочет…» — но теперь ты уже организуешь просмотр? Не слишком ли ты торопишься?
— Мое русло течет все в том же направлении, дор. И я повторю, что мы будем ждать столько, сколько нужно, чтобы огонь землянки возгорелся. Огонь не сможет зажечься ни по ее, ни тем более чьей-то воле, но с одним мы тянуть не можем — с тем, чтобы она узнала о наших планах и поняла, и одобрила их. Время сейчас наш враг. Мы не знаем, когда закончится ее детородный возраст. Зачать ребенка не просто, даже не всякой иллийской паре Силы посылают детей. Мы не должны упустить этой возможности. Но кто еще хочет сказать свое слово?
Кетл даже не сомневался: он заранее знал, кто. И даже догадывался, что услышит. Никто не наказывал Кетла сильнее его самого, но кое-кто был готов с ним в этом соперничать.
— Я хочу сказать то, о чем никто здесь не говорит, — начал Бокчерриг. — Но все мы об этом думаем. Высшее не существует без низшего, и если мы будем голодны, то сначала найдем еду, а потом станем наслаждаться истинной природой звезд. Теаюриг говорит о Даре, и это, конечно, важнее всего. Кетлерен пошел еще дальше и говорит, что и спасение Дара не является самым высшим благом… и мне не постичь высоту его веток, но меня волнуют наши корни.
Бокчерриг никогда не называл его дором, спасибо ему хотя бы за это — в его устах это звучало бы издевательством.
— Кеунвен, — продолжал тот, — сказал, что через Кетлерена мы все спаслись. Наверное, он забыл, что спаслись мы не все. Мудрейший не смог спасти наших жен и дочерей — тех, кто последовал за нами, оставаясь нам верными, тех, кто был призван продлить наш род.
Дочери у Бокчеррига не было, не успела родиться. Потому что жену, которая была в положении, он успел забрать в горы. Как и незамужнюю молодую сестру. А Кетл сейчас из-за всех сил старался думать только о скале Ралла, о том, как он просит у нее выдержки в попытке остаться твердым и не рассыпаться в горьких сожалениях.
— И никто не скорбит об этом больше дора Кетлерена, Бокчерриг, — строго прервал его Теаюриг. — Он сделал все, что мог.
— Я не сказал, что он сделал не все, об этом может знать только сам Кетлерен и Силы. Я только назвал дерево деревом, цветок цветком, а смерть смертью. Я сказал, что даже он не смог. Но теперь, когда Силы дают нам знак и посылают спасение рода, Кетлерен как будто не хочет того же. Почему никто на Совете не произносит вслух, что с последним илле иссякнет не только наш Дар? Исчезнет сам наш род и никогда не возродится опять. Но никто не заботится об илле. Кровь не важна, говорит нам Кетлерен. Возможно, отвечу я, если тебя посещает только высшее Знание. Но я не собираюсь отказываться от своего рода и своей крови. Наши дочери смешают кровь илле с красными людьми, и она будет осквернена. Мы не можем смешать нашу кровь с ксандрами, даже если бы и захотели того — нам не покинуть гор. Мы можем иногда видеться с креза, но никто, пока его воды не потекут вспять, не воспылает к креза огнем. Наши юные дочери не пришли бы к нам, если бы мы позвали, но даже ты, Теаюриг, не дозовешься их, ибо они закрылись для нас. Крезы говорят, что земные мужчины по-настоящему нравятся нашим женщинам. Кто останется жить на нашей планете — их потомки? Или, если они не могут родить — одни лишь земляне? Илия — это планета илле. Илле не важны, говорит нам один из нас, и удивительно слышать это в устах того, кто казался столь сокрушенным горем восемь светил назад. И говорит он это сейчас, когда у илле появился последний шанс. Никто не решается признаться, что можно думать и о крови тоже. А я не боюсь сказать: кто-то должен позаботиться и об илле.
— Я предлагаю Девятке протянуть ко мне свои мысли, — вымолвил Теаюриг.
Все молча протянули свои мысли к Главе. Всех членов Лайдера, даже тех, кто не мог говорить прямо, объединяла созданная Теаюригом связь — и он слышал их голоса. Кетл посмотрел на Кеунвена. «Я ответил «нет», — сказал ему прямо отец Стара.
Все остальные, как сообщил Глава Лайдера, ответили «да».
***
Патрисия уже долгое время сидела у выхода из пещеры. Мысли теснили друг друга, но постепенно она успокоилась и даже ощутила ничем не объяснимое умиротворение.
Кто-то решал ее судьбу за нее, и это не могло не злить, но как она ни прислушивалась к себе, она не нашла в своем сердце ни страха, ни по-настоящему глубокой тоски. Она не впала в истерику и в отчаяние, и горевать в полную силу не получилось. Странное дело, но ей было здесь… хорошо? Вот если бы еще она знала, что свободна остаться в этом месте и свободна покинуть его! Интересно, что бы она тогда сделала. Осталась? Покинула? Впрочем, вопрос не уместен: пока ей не дают — люди или обстоятельства — что-либо покинуть, она всегда будет выбирать этот вариант.
А сейчас она просто наблюдала за потрясающей картиной, разворачивающейся перед ее глазами. Казалось, можно сидеть так вечно, только любуясь этим постоянно меняющимся небом, переливами голубого и синего, ярко-розовыми облаками, по-разному освещаемыми Фатазом, фиолетовыми тенями, играющими на скалах. А еще этот липовый запах, доносящийся слева и снизу. Пат подошла к краю, туда, где они поднимались по веревочной лесенке, легла на живот и смотрела теперь сверху на синий, блестящий под дневным светилом сад, вдыхая его благоухание.
Она не знала, сколько так пролежала, часов у нее не было, а солнце стояло все еще высоко. Интересно, как скоро вернется дор? Патрисия посмотрела вправо и вниз — там по самому краю обрыва вилась дорога, по которой ушел Кетл. Спуск был настолько крут, а расстояние до первого плоского камня, на который предстояло спрыгнуть, так велико, что Пат предпочла бы еще дважды подняться-спуститься по зеленым лианам в сад, чем пойти навстречу дору. Голова закружилась, и она отвернулась. Когда-нибудь, однако, ей предстояло одолеть путь в долину, но Патрисия не стала пугаться заранее — есть же еще куори. Может, Кетл догадается прилететь на нем?
Патрисия услышала мягкий, приглушенный шорох за спиной, и медленно, почти лениво поднялась. И обомлела. И тихо присела возле скалы.
У самого входа в пещеру сидели странные существа. Существа не обращали на нее никакого внимания, они с удовольствием поедали очистки от плодов — жевали, а не клевали, клювов у них не было. «Ригазы — большие птицы», — вспомнила Пат, с любопытством рассматривая их. Вот уж нежданное развлечение!
Патрисия откуда-то знала, что ригазы совсем не опасны, мало того, кажется, она где-то уже их видела, именно таких — забавных и серьезных одновременно. Хотя видеть их раньше она нигде не могла — флору и фауну Илии, как, впрочем, и какую-либо другую, она никогда не изучала. Может, в какой земной детской книжке? Но откуда бы им там взяться?
На птиц, между прочим, существа ни капли не походили, если, конечно, не считать птицей любую тварь с крыльями. Их было трое. Размером с большую собаку, покрытые густой лоснящейся шерстью песочного цвета, мордочкой они скорее напоминали крохотных летающих осликов. Именно мордочками, а не мордами, плюшевыми и нежными. По поводу этих «птичек» хотелось употреблять только уменьшительно-ласкательные. Один из игрушечных осликов внимательно и печально разглядывал остатки кожуры блестящими черными глазками. Носик принюхивался: не завалялось ли где-то еще? А пушистые обвислые ушки слегка подергивались.
Крылья казались непропорционально маленькими по сравнению с телом, перья покрывали лишь кончики этих крыльев. Как это все могло взлететь, оставалось загадкой. Наконец, двое из них, наевшись, в два прыжка поднялись в воздух и, махая этими нелепыми крыльями да подмахивая в такт ушами, медленно и с достоинством удалились, плывя по воздуху — полетом это назвать Пат не могла. Однако последний — тот самый, с грустным взглядом — остался. Он заметил, наконец, Патрисию и подковылял к ней на своих маленьких толстых ножках с перепончатыми лапками — единственными, кроме крыльев, признаками чего-то птичьего, да и то скорее утино-гусиного (Пат признала свои пробелы в области зоологии).
Увалень-ригаз подошел близко-близко и принюхался — его плюшевый нос задрожал. Он учуял плоды из сада и решил, должно быть, что где-то припасено еще.
— Пока все, — развела руками Пат, заговорив с ним по-русски. — Извини, приходи после обеда. Хотя я еще не знаю, чем тут кормят в обед.
Увидев, что с ним разговаривают, ослик довольно прянул ушами и решил, по-видимому, что здесь ему рады. Он уютно устроил свою мордочку у Пат на коленях и решил соснуть. Пат некоторое время посомневалась, а потом принялась поглаживать его по голове, словно домашнего питомца. Ослик не возражал.
***
Надо было связаться с землянкой, узнать, все ли у нее в порядке, и, если что, взять куори, чтобы скорее вернуться. Но Кетл не стал этого делать. Он нуждался в долгом обратном пути, чтобы восстановиться, проверить себя. Все ли его намерения были чисты? Что если он, и правда, противопоставил свою жажду знаний посланному для всех илле благу? Теаюриг дразнил его эгоистом, возможно, у него есть на то основания. Ведь никто не видит тебя точнее, чем тот, кто знает твои недостатки.
Он представил себе, как Паттл Исия уходит жить к своему мужу, и он больше не сможет видеть ее и говорить с ней, не сможет получать от нее новые знания и делиться с нею своими. И сам удивился силе своей печали.
А что, если землянка сама сочтет благом указанный Лайдером путь? Как он сможет объяснить ей, как сейчас объяснял Лайдеру, что Силы послали ее сюда совсем для других целей? И о чьем благе он печется сейчас — ее или своем? Если она сейчас в возрасте огня… Если вспомнить период огня, многие ли из разумных отказывались от радости брака? Кто-либо, кроме него…
Сомнения одолели Кетла, и теперь он не мог понять, а правильно ли он услышал волю Сил? Ясно только одно: надо узнать, в чем состоит свободная воля Паттл Исии, ни в коем случае не напоминая ей, что она индиго. А потом… а потом Кетл станет действовать в соответствии с этими намерениями. Да, именно так. В данном случае будет важен только ее выбор.
Сегодня на Совете он почувствовал, что в уголке души появился кусочек, чуждый Лайдеру и даже илле, и принадлежал он новым знаниям. Кетл уже дважды поступил против воли Лайдера: когда пропустил землянку в ущелье и когда вернул ей зрение. Странно, но при этом он не испытал ни единого угрызения.
Может быть потому, что происходящее важно не только для илле. Но и для илле тоже очень и очень важно. А может, это накрепко связано, как внешний и внутренний коконы подводного заура. Чтобы извлечь внутренний кокон, не повредив ткань, необходимо сохранить внешний, и тогда они, развернувшись, покажут свой рисунок.
Паттл Исия помогла Стару, который тоже оказался среди чужих, потому, что она служила не ручейку земных интересов, а океану Вселенной. Так же должен поступить и Кетл. Конечно, он не индиго, запоздало вспомнил он, но тут же поправил себя: как верно сказал Кеунвен, чтобы поступать по совести, достаточно быть просто разумным. Поэтому он примет любой ее выбор, а выбор индиго не бывает неверным. Примет и станет следовать ему, даже если ему этот выбор окажется ему не по душе.
Друзья, если нравится читать эту книгу, пожалуйста, оставляйте свои лайки и отзывы! Это очень сильно мне помогает.
Продолжение следует.
(начало - глава 1, глава 2, глава 3, глава 4, глава 5, глава 6, глава 7, глава 8, глава 9)
художница Елена Юшина
Больше интересных статей здесь: Фантастика.
Источник статьи: Цвета индиго. 10.