Ноктюрн для капитана, или Меня зовут Оса. Глава 15

художница Елена Юшина22

Его уже унесли. Но я не пошла за ними.

Я не хочу возвращаться в Стеклянный Дом. Чувство вины едва ли не сильнее горя, а может, это они оба затопляют меня целиком. Я не могу вернуться туда, где больше нет Осиэ-вэ. Я не хочу представлять, какими глазами будут смотреть на меня Чистые, как отвернется от меня Мельт-Тихц.

Я — землянка, появившаяся на их планете для того, чтобы защитить их, не оправдала их доверия. Это я должна была погибнуть сегодня. Я снова ошибка. Если Хелен спасла мою жизнь в тот раз — то только ради него, Чистого, а я… И я не знаю, куда мне теперь идти, если меня не должно быть нигде.

(Начало - глава 1, глава 2, глава 3, глава 4, глава 5, глава 6, глава 7, глава 8, глава 9, глава 10, глава 11, глава 12, глава 13, глава 14)

Народ — я имею в виду различные службы дорян — потихоньку расходится. Родители с детьми давно уже разбежались. Плав дает отчет Питеру на другом конце площадки, ему сейчас не позавидуешь. Наверно, они оба испытывают нечто сродни моим чувствам, но я не хочу сейчас думать ни о ком, кроме Осиэ-вэ.

Я сижу на скамейке возле того места, где он стоял. Вспоминаю, как приставала к нему впервые. Мысленно — а может, и вслух, я не знаю — задаю новые вопросы, на которые мне ответов уже не получить. Но на некоторые, мне кажется, он мне отвечает. И я надеюсь, что слышу его, и хочу верить, что с каждым днем буду слышать его не хуже, а лучше. А может, все это просто бред моей измученной души.

Рядом со мной уже давно кто-то сидит, я впервые поднимаю на него глаза — это Виктор.

— Это я виновата, — выдавливаю я.

— Чистый тоже был без охраны. Каждый из вас полагал, что это только его риск.

Я говорила совсем о другом, но со словами Виктора ко мне приходит осознание еще более страшной вины. Прямой вины.

— Я сама отпустила Плава… — задыхаюсь от ужаса я. — Если бы он остался, он бы успел… скажи им, что это я!

— Алекс. Это его работа, ты могла прогонять его сколько угодно, он не должен был уходить, — отрезает Виктор.

— Нет, нет, скажи… это я… — бормочу я и роняю голову себе на грудь.

— Повезло ему, — жестко произносит он.

Никогда не видела Виктора таким злым. Удивленно смотрю на него — о чем это он?

— Если бы погибла ты, а не Чистый… Я бы сам разорвал его зубами. Разве что Кэптэн бы опередил.

То, что он говорит, кажется мне просто мерзким. Поднимаю на него гневный взгляд, но тут к нам подходит Питер. А я-то планировала никогда уже больше с ним не встречаться.

Вид у него кошмарный. Он бледен, его лицо напоминает перекошенную маску, глаза черны, а губы слегка дрожат. Он смотрит на меня. Но я не хочу сейчас смотреть даже на него. Бросаю короткий взгляд и снова отворачиваюсь.

— Алекс, — говорит он таким голосом, что мне приходится на него посмотреть, не наносят ли ему сейчас какую-нибудь страшную рану.

Впрочем, все раны нам сегодня уже нанесены.

— Алекс, — повторяет он. — Я прошу тебя. Уезжай уже, наконец.

***

В Стеклянный дом меня провожает Виктор. Я все-таки иду туда, потому что будет трусостью и предательством по отношению к Осиэ-вэ никогда там больше не появляться. И мне кажется, он бы хотел, чтобы я вернулась.

Но в итоге не выдерживаю и проскальзываю в свою спальню раньше, чем кого-либо встречу. Ночью, предполагается, я должна выплакаться, но ничего не выходит. Мне слишком тяжело, я не могу принять того, что произошло, хотя знаю, что Осиэ-вэ этого не одобрил бы. На самом деле я знаю, как именно он хотел бы, чтобы я восприняла его уход. Но у меня не получается. Если я перестану злиться на него, то мне придется прощать саму себя. А это куда труднее.

Меня никто не трогает, но утром я не иду на завтрак, вместо этого я поднимаюсь наверх, в круглый зал. Здесь ничего не изменилось. Чистые по-прежнему заняты своей работой. Я не знаю, есть ли у них какие-то традиции по прощанию с умершими, но я не вижу никаких признаков траура.

Захожу в музыкальную комнату и вижу Мельт-Тихца. Он стоит возле моего рояля, не прикасаясь к нему, размышляет над своими записями. Подхожу и тихо встаю рядом. Он переводит на меня взгляд, и тут я заливаюсь слезами. Я смотрю на него и плачу, и без слов рассказываю ему все, что со мной происходит.

Мысль о том, что Осиэ-вэ никогда больше не войдет сюда, невыносима. Никогда больше не появится, чтобы «осмыслить» меня. Я говорю Мельт-Тихцу об этом. Рассказываю о своей вине. О том, что Чистый не должен был умирать вместо меня. О своей бесполезности и о его ценности. О том, что он сказал мне на прощание, но я в это так и не смогла поверить. Мельт-Тихц слушает меня и впитывает все, что я говорю.

А потом подходит к одному из инструментов — это струнный инструмент, на нем играют смычком, как на нашей скрипке. И играет мне незнакомую прежде музыку. Но это музыка скорби и утешения. И мне кажется, что Осиэ-вэ неслышно появляется и встает рядом со мной. Я снова спрашиваю его, зачем, и говорю, что имела право умереть за него. Потому что люблю его. И тут я слышу — я уверена, что слышу — его ответ. Потому что сама бы придумать его не смогла, потому что он никогда мне этого не говорил и не успел сказать, когда умирал. И потому что я знаю, что это правда. Нет, он не говорит теперь о корнях, деревьях и генах. Вместо этого Осиэ-вэ отвечает, что тоже имел это право: умереть за меня. По той же самой причине. И он запрещает мне мучиться от вины.

И я обещаю ему слушаться его приказания. Обещаю, что постараюсь. Я все еще не могу принять случившееся до конца. Но то, что я теперь испытываю, больше похоже на печаль и благодарность. Они неимоверны и их нельзя вынести по одной. Но вместе — их можно поднять. И я знаю, что буду нести их в себе столько, сколько буду дышать.

***

Скоро я расстанусь с ними со всеми. Нет, Виктор не успевает найти мне работу архивариуса. Предложение, которое я получаю — неожиданное, волшебное, и я хочу верить, что это Осиэ-вэ продолжает так надо мною работать. А значит, он действительно никуда не исчез из моей жизни.

Предложение озвучивает мне Министр. Только я, ну и теперь еще и Мельт-Тихц, умеют играть на земном рояле. Но Мельт-Тихц должен остаться здесь. А на Доре собирают необычный оркестр. Точнее, не оркестр, а команду музыкантов с Планет Доброй воли. Каждый из них владеет как минимум одним уникальным старинным инструментом со своей планеты. Они собираются гастролировать по планетам Конфедерации, расположенным на приличных расстояниях друг от друга. К примеру, на дальнюю из них — Орфесту, с которой начинается тур, предстоит лететь около месяца. Меня приглашают в оркестр с моим электрическим пианино. Рояль останется на Доре, но на Землю уже направлен запрос на еще один инструмент, который потом догонит меня на гастролях. Правда, это случится не скоро, потому что следующий по расписанию космолет к Орфесте — больше, чем через год.

Я выражаю сомнения, предлагая заполучить с Земли гораздо лучшего музыканта, того, кто сможет достойно представить нашу планету. В ответ Министр дарит мне одну из своих улыбок уголками рта и произносит имя Мельт-Тихца. Я гадаю, что это значит: Мельт-Тихц оказал мне протекцию, как своему другу? Или то, что я училась у него, дает мне преимущество? А может, Мельт-Тихц высоко оценил мои возможности? Последнее было бы восхитительно, но и первые две причины меня вполне устраивают, поэтому я отбрасываю скромность и с чистой совестью соглашаюсь.

На Орфесте мы пробудем около восемнадцати месяцев. Говорят, она огромна, и ее сутки составляют три наших недели. Но мой будущий режим меня не волнует. Я борюсь с желанием увидеть напоследок Питера. Убеждаю себя, что слово «год» в нашем с ним случае не несет никакой смысловой нагрузки, а тот факт, что оно звучит для меня страшнее, чем абстрактное «никогда», — только доказывает, что я должна убить в себе бесполезные надежды.

У Чистых есть для меня прощальный подарок. В последний день моего пребывания на Доре Мельт-Тихц подходит к хрустальному шару и играет на нем нашу, чудесную земную музыку, а потом — сочиненную мною мелодию. Впечатления описать невозможно, но пока я слушаю, я испытываю нереальное, ни на чем не основанное счастье. Теперь я знаю, как звучит Шопен на небесах, где он, возможно, играет ангелам.

Кстати, как оказалось, хрустальный шар — вовсе не инструмент с другой планеты. Это вообще единственный экземпляр во Вселенной, потому что его изобрел сам Мельт-Тихц. Инструмент, вобравший в себя свойства самых разных музыкальных инструментов нашей планетарной системы. В исполнении Чистого на нем звучат лучшие гармонии мира за многие столетья. Теперь к его репертуару добавляют Шопена… и меня.

Этот подарок имеет и материальную форму: исполнение Мельт-Тихца на стеклянном шаре записывается, и моя мелодия там тоже есть. Запись представляет из себя крохотный хрустальный шарик на пирамидке — точную миниатюрную копию инструмента. Точнее, две одинаковых копии. Иногда мне кажется, что Чистые знают обо мне больше, чем говорят. Потому что второй шарик предназначен, как молча объясняет Мельт-Тихц, для самого дорогого мне человека. Прости, мама, но есть человек, который должен получить от меня хотя бы что-то в благодарность за то, что спасал мою жизнь и был готов отдать за нее свою. Который мог бы погибнуть так же, как Осиэ-вэ, и сделал бы это, если бы смог. Не как Виктор, страхуясь, готовя отступные пути и пытаясь остаться «в теме».

Мне кажется, не будет никакого зла, если вместо меня у Питера останется наша с Шопеном музыка. И перед тем как отправиться в космопорт, где меня уже ждет моя новая команда, я передаю Плаву крохотный сверток.

— Отдай, когда рядом не будет Хелен, — прошу я его, пока он ставит мои вещи в автомобиль.

Плав сокрушенно кивает. Вообще-то он теперь страшно боится Питера и обходит его за километр. Плава простили ради меня, чтобы я не испытывала вины, и я знаю, что он сделает все, как надо. Виктор усмехается — ему я такого доверия не оказываю. Зато мою безопасность Питер теперь доверяет только ему. Поэтому именно Виктор заходит со мной в космопорт. Странно, что именно ему предстоит посадить меня на борт космолета.

Оркестр уже собрался. Я познакомилась с ними накануне отъезда, но все еще не могу привыкнуть к тому, до чего они разные. Они давно сработались и сейчас весело болтают, обсуждая предстоящие гастроли. А я не решаюсь пока подойти к ним. Мы с Виктором садимся в сторонке в ожидании моего рейса. Стараюсь не вспоминать прощания с Мельт-Тихцем. Мы не играли в этот день ничего. Просто сидели вместе в музыкальной комнате и разговаривали, передавая друг другу образы нашего одиночества. Думаю над его мыслью: лучше земляне будут появляться на других планетах Вселенной со своей музыкой, чем со своим оружием даже в самых благородных целях. Музыка никого не сможет обмануть, на ней нельзя сделать грязные деньги…

Прощание с Энн выглядело куда проще. На базу я не пошла, и она сама приехала ко мне вместе с Плавом. Нам разрешили поговорить в холле на первом этаже. Но, поскольку говорила только она одна, в основном о своих беспокойствах, о будущем ребенке, планах и сожалениях, что меня не будет на свадьбе, я посчитала испытание достойно пройденным. Я люблю Энн, но сейчас мне хочется уже побыстрее уехать.

— Кэптэн намерен уйти с поста, — сообщает мне Виктор неожиданно.

— Почему? — удивляюсь я. — Из-за… из-за Осиэ-вэ?

— А кто это? А, понял, понял, прости. Нет, похоже, ему не удается найти новый подход к безопасности. Он считает, что идея с наживками сама по себе порочна. Вроде как она изначально гнилая, поэтому из нее и получились такие плоды.

Я пожимаю плечами: что-то в этом есть, думаю, Осиэ-вэ мог бы сказать так же. Помнится, он не выразил тогда восторга от нашей миссии.

— Надо придумать, как теперь обнаруживать тварей с Прилусты. Самое лучшее было бы отфильтровывать их прямо в космопорту. Но это нереально, ты знаешь, — продолжает Виктор. — Кэп днюет и ночует на пересылке… ну, где их держат перед отправкой. Изучает мутантов. Не пойму, что он хочет найти.

— Наверное, это правильно… Чтобы понять, что с ними делать, надо узнать, что они есть такое. И старые, и новые виды… Почему они чувствуют чужой ген?

Я содрогаюсь, вспоминая тварь, убившую Осиэ-вэ.

— Да это и так известно. Как же ты ходила на захваты и не знала, кто они?

— Нам не рассказывали! — сержусь я. — Это ты был «в теме».

— Они чувствуют этот ген, потому что им вживляли ген-антагонист. Ген с мутацией. Чистые вырастали необычными, а эти… Этот ген разрушал их личность. Душа настолько повреждалась… если вообще у них оставалась душа. Похоже, там уже действовала в основном оболочка, но рассудок в какой-то степени сохранялся. Ну а потом уже работа по модификации и программированию… Вылечить их невозможно, они вообще не люди. Думаю, дорянам лучше смириться, что уничтожать их придется именно физически, иначе всегда у кого-нибудь может снова возникнуть соблазн пустить их в оборот. А для тварей смерть это благо, по-моему. Только представь себе такую жизнь.

Я молчу. Многое из этого я уже знала от Осиэ-вэ, не знала только про антиген. И все равно — всякий раз, когда я думаю про тварей, я попадаю в тупик. Пытаюсь представить, что у меня нет души — не получается. Конечно, и в этом Чистый был прав: они виноваты не больше, чем взбесившийся пес, вулканическая лава или падающий метеорит. Страшна человеческая внешность, в которую «это» облечено. И те, кто за всем этим стоит.

— И какие были идеи у Питера?

— Ну, у него была программа по генетическим анализам. Чтобы каждый, прилетевший на Дору, сдавал этот анализ. Это очень трудоемко и дорогостояще, требуется время, чтобы поставить все на поток и сократить время ожидания результата. На разработку нужно не меньше года, и что делать все это время? Вообще-то доряне давно могли начать… просто сочли за труд, раз уж нашлись такие дурачки-земляне.

— Ну, мы тоже не оплошали, — горько усмехаюсь я. — Тут же придумали, как облапошить дорян. А ты-то что предлагаешь? Ты так говоришь, словно у тебя есть идеи получше.

— А я не обязан генерировать идеи, — щурится он. — Я пока не начальник по безопасности.

— Пока? — хмыкаю я.

Вот будет забавно, если Виктор еще и умудрится занять пост Питера. Интересно, что он тогда сделает — придумает новый бизнес? Предпочитаю не развивать эту тему, так как все уже сказано.

Да и Виктор явно хочет поговорить о другом. О том, о чем я тоже говорить не хочу. Он это понимает, потому что очень умен. И вместо слов преподносит мне свернутый в четверо лист бумаги — не знаю, где он добыл еще бумагу на Доре?

— Прочитаешь потом, — говорит он.

Руководитель нашего оркестра — невысокий дорянин с глазами цвета спелого персика — находит меня, наконец, и приглашает на посадку. Виктор наклоняется и целует меня, вопросительно заглядывая в глаза. Мои глаза выдают ему тот же ответ, что и обычно. И он уходит.

А его послание я читаю уже в длинном поезде, везущем нас к космолету. Это стихи.

Нам не встретиться больше на этой планете,
Между нами — Вселенная, время и ветер.
Сделай шаг от меня, без надежды — прости.
Меня нет на твоем благородном пути.
Было только одно лишь мгновенье,
Унесли его ветер и время.

Конечно, Виктор написал это, грустя о себе. Ничего не понимаю в стихах — хорошие они или нет. Наверное, хорошие, потому что… Не думаю, чтобы он предвидел такой эффект: читаю эти строчки и чувствую, что могла бы написать их Питеру — от себя.

***

На Орфесте проживают бок о бок пять или шесть рас, поэтому наш разношерстный оркестр не вызывает здесь никакого удивления. Я тоже давно привыкла к своим новым коллегам и перестала замечать наши различия. Какая разница, какого цвета волосы и форма носа у моей новой подруги Процелле, если я отлично ее понимаю? Она напоминает мне Мельт-Тихца, потому что умеет разговаривать образами. Играет она на том самом «ножном» инструменте, похожем на орган, причем руки ее в процессе совсем не участвуют, а вот ноги работают виртуозно.

Первый раз, когда я увидела, как Процелле разувается перед исполнением, я сильно удивилась. Но, как только она заиграла, я совершенно забыла обо всем, потому что всё, что делает Процелле, — она делает душой. Думаю, у нее так развито образное мышление еще и потому, что она классно рисует и разбирается в пространственном дизайне. Например, наша интерактивная афиша и летающие по городу программки созданы именно ею. Нам с ней почти не нужно слов. Остальные разговаривают со мной по-дориански, они ведь многие месяцы жили и репетировали на Доре.

Мы — очень ценные гости на Орфесте. Организаторы концертов стараются создать для музыкантов условия, приближенные к домашним. Для каждого из нас обустроены привычные жилье и ночлег. Например, если мне нужны диван и постель, то Процелле — особое мягкое сидение на полу и отсутствие сквозняков. Кстати, она много чего еще умеет делать ногами, они у нее уникальные, и я подозреваю, что и рисует она тоже с их помощью.

Но поначалу мне, конечно же, было тут одиноко, да и сейчас охватывает тоска по вечерам. С Землей здесь прямой связи нет, можно только отправлять с грузовой почтой носители с записями. В первые же дни я наговорила на них маме кучу посланий, но еще ни разу не получила ответа, и прошлые мои письма еще не дошли. Несколько раз ловила себя на мысли, что не возражала бы, если бы со мной тут были, предположим, Энн или даже Леди. И не подозревала, что буду скучать по ней.

Раз в месяц Орфеста расположена по отношению к Доре так, что с ней можно связаться. На таких расстояниях видео-связь не работает, зато доступна старинная голосовая. В первый месяц мне даже в голову не приходит кому-то звонить, я ведь чувствую себя никому ненужной. Виктор со мной попрощался в своих стихах, и больше мне не о чем с ним говорить. Энн занята семьей.

Но на второй месяц я уже жду этой связи, как манны небесной. Услышать знакомый голос Энн — это уже чудо. В конце концов, приличия обязывают меня поинтересоваться, как чувствует себя женщина в положении. Вот уж не знала, что мне будут любопытны даже подробности ее свадьбы.

Первым делом решаю предупредить Энн, что я ничего не желаю знать о Питере. Но не успеваю. Первое, что кричит мне Энн через мегакилометры Вселенной, это свежие новости:

— А невеста твоего Кэптэна — вчера улетела!

— Куда?

— Недалеко, три дня полета. Вроде как на соседнюю Ветту.

— Надолго?

— Понятия не имею!

— Они… поженились? — не выдерживаю я.

— Нет! Никто не знает, что там у них. Может, ей предложили работу.

Мы болтаем так, словно сидим рядышком на диване.

— А… Питер… он по-прежнему шеф по безопасности?

— О, да ты ведь не знаешь! Он придумал потрясающую штуку! Даже не он, а ты! Сейчас я тебе расскажу.

На этом месте связь прерывается — попытки ее восстановить ни к чему не приводят, тут так бывает. Вот тебе и поговорили, даже не спросила беременную о самочувствии.

Информация, которую я получила, странная и необъяснимая… Теперь мне предстоит целый месяц ломать над ней голову. Хелен уехала! Они поссорились или это просто работа? И о чем говорила Энн, будто я что-то придумала? Как я могла что-то придумать, ничего об этом не зная?

Второй вопрос волнует меня меньше. Я бросаюсь изучать расписание космопортов и уточняю, что следующий космолет с Доры на Ветту — через три месяца. Значит, с Хелен Питер теперь тоже хоть ненадолго, но разлучен. Ну, то есть не «тоже», потому что в нашем с ним случае это не временная разлука.

А все-таки не понимаю: Хелен оставила Питера без присмотра на целых три месяца? А вдруг она решила отпустить его? В этом была бы особая издевка, сделать это именно сейчас, после моего отъезда — ведь до меня ему теперь десять месяцев в ожидании вылета и плюс еще месяц пути. Это по исчислению Доры, считать в длиннющих неделях Орфесты я так и не научилась. За это время одинокий начальник по безопасности может найти себе и другую милую девочку, без генетических проблем.

Да нет — Хелен отказалась от Питера? Исключено. Стараюсь отмести эту мысль побыстрее, во избежание ложных надежд. Наверное, Кэп оставляет должность, а пока он заканчивает на Доре дела, Хелен обустраивает на Ветте их новый быт. Это симпатичная маленькая планетка, она далеко от Прилусты, между Землей и Дорой. На этом и останавливаюсь. Но все равно с нетерпением жду новой связи с Энн. Ругаю себя, но жду.

Но и следующий раз оказывается неудачным. Как раз через месяц мы находимся на гастролях в самой глуши. Природа Орфесты настолько разнообразна, что никогда не знаешь, в каких условиях будешь выступать. Например, в прошлый раз мы играли на огромном плато, окруженном горами янтарного цвета. Народ слушал нас, сидя и стоя вокруг. Горы светились внутренним светом и одновременно отражали небо. И акустика была потрясающей.

А на этот раз мы выступаем… в океане. Да, да, здесь есть такие разрозненные поселения, маленькие островки, на которых живут по несколько десятков человек, но мы никогда и никому не отказываем в концертах. Музыку здесь обожают и очень ждут. Мы летим на крошечном воздушном суденышке, скрючившись и едва уместив свои инструменты, потому что большие лайнеры сюда не летают.

Народ собирают на плавучих платформах и рассаживают на особой трибуне, подвешенной над водой на сложной конструкции. В итоге наши слушатели буквально висят в воздухе. Здесь тепло, ветер доносит ароматы фруктовых деревьев с островов. Оркестр располагается на одном из них, самом открытом, и нам тоже кажется, что мы парим в бесконечном пространстве океана и неба, сливающихся друг с другом. Не удивительно, что признаком восторженной реакции публики здесь является долгое и глубокое молчание, которое нельзя нарушить. После нашего выступления слушатели замирают минут на десять. Я с трудом это выдерживаю, но что делать, нельзя показаться неблагодарной.

Ночевка дается нам всем непросто. Нас обещают расселить по «домам», и только позже открывается, что ночуют местные на деревьях. Потом это, наверное, будет весело вспоминать, но огромному музыканту с планеты Куртейф, да и моей Процелле явно не до веселья. Да еще надо разместить где-то редкие инструменты…

По возвращению обнаруживаю, что сеанс связи все-таки был, точнее, меня вызывали. Меня ждет голосовое письмо от Хелен, предусмотрительно запечатанное паролем. Наговорила она его, судя по дате, незадолго до нашей беседы с Энн, но он-лайн-передача записи состоялась только в последний сеанс связи с Дорой.

Я неприятно поражена. Ну, что ей опять от меня надо? Никогда не могла понять этих женских разборок, кому принадлежит мужчина, обвинений или угроз. Если у нее есть претензии в отношении Питера — пусть предъявит ему. Почему ей нравится считать виноватой меня?

С неприятным чувством включаю дома письмо. Система распознает мой голос, и я слушаю голос Хелен.

«Здравствуй, Муха. Прости, но буду называть тебя так, уж так ты мне запомнилась. Ничего, потерпишь. Не удивляйся, но я покидаю на время Дору и должна кое-что прояснить с тобой. Адрес мне дали на базе и обещали передать тебе это письмо после моего отъезда. Видишь ли, твоим приятелям я не доверяю.

Я могла бы ничего этого тебе не говорить, но я решила поступить по совести. Ты должна это знать. Тебя нет на Доре уже второй месяц — не могу сказать, чтобы я расстраивалась. Но я много думала — не поверишь — о твоих словах. И о причине нашей (моей, разумеется) проблемы с Питером. Похоже, ты не так глупа, как я полагала. По крайней мере, ты сказала одну умную вещь — про поводок, на котором я держу Питера. Про то самое чувство долга, упираясь в которое я никогда не узнаю, насколько он любит меня на самом деле. Про женскую гордость, в конце концов. Неужели, подумала я, какая-то Муха уважает себя больше, чем я? Почему я обращаюсь с Питером с таким недоверием?

И — самое главное: я сама не дала ему шанса вспомнить, как я нужна ему. Конечно, он задыхался от обязаловки. Не будь у него чувства долга, он смог бы вспомнить, как любит меня. Вместо этого я стала для него символом плена, а ты — знаком свободы. Да ведь на твоем месте мог быть кто угодно!

В любом случае, узнать об этом я могу только одним путем — вернув ему эту самую свободу. И посмотреть, кто ему нужен в действительности. Возможно… возможно, и никто из нас».

На этом месте я прерываю прослушивание и решаю начать заново, чтобы ничего не упустить. Мне представляются Питер в ошейнике и Хелен, отстегивающая поводок. Растерянный Кэп стоит посреди огромного поля, на разных концах которого находимся мы с Хелен, и крутит головой туда-сюда, куда же ему побежать. «Ко мне, ко мне», — кличет Хелен.

Я снова включаю запись, дохожу до этого места и слушаю дальше.

«Вот опять задумалась, зачем я… Пожалуй, дело не в совести, а в том, что я хочу победить в честной борьбе. Я знаю, что могу и проиграть, но верю, что этого не случится. Ближайший ко мне космолет на Ветту — только через три месяца. Этого времени Питеру хватит, чтобы прислушаться к своим чувствам и понять себя. Я верю, он вспомнит все и сделает правильный выбор. Это риск, но сознательный риск. Я уехала без объяснений, оставив ему письмо, в котором возвращаю ему его обещание. Кстати, твое обещание, если ты, конечно, придаешь ему значение, возвращаю тоже — это будет честно».

Честнее некуда, думаю я, особенно если помнить, что в течение ближайшего года я не смогу рвануть к Питеру. Хотя… я могу позвонить ему. Но почему-то я знаю, что не буду этого делать. И Хелен, уверена, знает.

«Теперь мы с тобой находимся в равных условиях. Пусть Питер решает сам».

Равные условия вызывают у меня сомнения, но в целом я поражена. Особенно последним, что говорит Хелен.

«И еще. Хочу, чтоб ты знала. Я спасла тебя… я спасла тебя не для того, чтобы заполучить очки у Питера, а затем предъявить тебе счет. Точнее… что-то из этого было, не стану врать. Но я спасла тебя потому, что даже такой надоедливой мерзкой Мухе, как ты, не желаю той ужасной смерти, которой погиб Гжешек. Ну вот, теперь ты знаешь все, что тебе положено и не положено знать. Прощай, в любом случае мы с тобой никогда не увидимся, и я этому рада».

Я не замечаю ее оскорблений. Ее решение вызывает у меня уважение, несмотря на то, что оно опоздало, и моя жизнь уже укатилась далеко-далеко от жизни Кэпа. Размышляю, что подвигло Хелен на это, ведь она так надеялась на мой отъезд, чтобы наладить отношения с Питером. Но, похоже, надежды не оправдались, раз ей пришлось прибегать к таким мерам.

Ирония в том, что все это не приносит мне радости. Ведь я не знаю, что выберет Кэп. Что-то подсказывает мне, что Хелен недалека от истины: именно то, что она так давила на Питера, и заставило его отвернуться. А теперь, когда она поступила столь благородно… За три месяца он может многое переосмыслить. Думаю, она будет ждать и дальше, так что времени у него полно. Нет никаких гарантий, что Питер вернется ко мне. Он только тогда и поймет, по кому скучает, когда нас обеих не будет рядом.

Что же, Хелен — умная женщина, никогда в этом не сомневалась. И гордая. Потому что именно гордость побудила ее написать мне. Теперь, если Питер выберет Хелен, я никогда больше не буду питать иллюзий, что нас разлучили насильно.

Удивительно, но я совсем падаю духом. Ситуация кажется мне хуже, чем до письма Хелен. Ведь я уже смирилась, как-то успокоилась. А главное, хоть это и приносило мне боль, я верила, что он меня любит. Но, как и Хелен, я не могла это проверить. И вот…

Да, Хелен, пожалуй, ты права, теперь мы действительно в одинаковом положении — потому, что я тоже могу лишиться своих иллюзий. Мучиться почти год в ожидании, чтобы потом узнать… Разве я это выдержу?

Хотя… почему год? Если Питер вернется к Хелен, я узнаю об этом раньше — через три месяца. Да нет же! Еще раньше. Следующий сеанс связи — через три недели. Если Питер не позвонит мне, узнав координаты у Энн, или не пришлет сообщение, то все будет ясно. В отличие от Хелен я не намерена ждать, пока он подумает и примет решение. И он это знает.

И вот этот день настает. Прихожу на сеанс заблаговременно, мало ли что, вдруг Орфеста повернется к Доре немного раньше. Решаю сама никому не звонить, даже Энн. Сеанс начинается. Секунды превращаются в минуты, минуты — в часы. Два отведенных часа заканчиваются, и Орфеста меняет положение. Ко мне не приходит ни единого вызова.

И только когда я уже сижу, скрестив ноги, на своем диванчике в «Облаке» — так называется наша гостиница — меня озаряет. Права была Хелен, утверждая, что я тупица.

Улетая два месяца назад, она оставила свое звуковое письмо на Доре, ее друзья припоздали, и я получила его только в прошлый сеанс связи. А когда мне звонила Энн, Питер с Хелен уже день как расстались. Даже если он не успел по какой-то причине позвонить мне тогда, он мог позже наговорить мне послание, и я получила бы их с Хелен записи одновременно.

Да нет, о чем это я? Он мог сам выйти на связь месяц назад, когда я была на гастролях, и, не застав, записать для меня свежее сообщение. Короче, если бы он захотел, я бы уже знала о его решении.

Итак, подведем итоги. Питер свободен. И он сделал выбор. __________________________________

Окончание - глава 16.

Друзья, если вам нравится читать эту книгу, поддержите, пожалуйста, лайками и комментариями.

Начало - глава 1, глава 2, глава 3, глава 4, глава 5, глава 6, глава 7, глава 8, глава 9, глава 10, глава 11, глава 12, глава 13, глава 14

роман "Ноктюрн для капитана, или Меня зовут Оса"

Больше интересных статей здесь: Фантастика.

Источник статьи: Ноктюрн для капитана, или Меня зовут Оса. Глава 15.

Система комментирования SigComments