Начало
Ранее
Black & White. You & I (59)
Когда Виктор погасил свет, Виктория с облечением выдохнула и немного расслабилась, поскольку муж утратил хотя бы часть контроля над ней, перестав следить за каждым взглядом. Темнота. Спасительный мрак. «Десять лет. Десять лет. Однако на этот раз, Виктор Максимович, конкурентное преимущество на моей стороне», – неслось на бешеной скорости в голове, когда муж направлялся к ней, с каждым шагом сокращая расстояние. «Я выключу свет?» – спросил он и… вся её супружеская жизнь в один миг отразилась, как зеркале. И если ещё секунду назад она не знала, что делать и как себя вести, то теперь… теперь: «Кина, вина и домина, дамы и господа!» – злорадно подумала, радуясь, что Виктор не может видеть её взгляда, ибо она собиралась, ещё не знала как, но собиралась вбить последний гвоздь в крышку гроба своего супружества и обрести свободу, но для этого ей требовалось вынуть из другого душу, прежде забрав свою. Оставалось лишь надеяться, что решительность не оставит её и…
Она хорошо помнила, как когда-то, безумно давно, в какой-то далёкой несуществующей жизни, она вот также сидела на старом диване в своей комнате и обнимала Шедона, проклиная себя, что не уехала с родителями и сестрой на дачу, оставшись зачем-то дома. Она не ждала Виктора и… ждала, постоянно чувствуя его присутствие где-то рядом, несмотря на то что он не появлялся уже больше недели, дав ей передышку от спектакля про Ромео и Джульетту, который они разыгрывали для всех. Она не ждала Виктора и… ждала, понимая, что никогда он не оставит своих попыток устранить её точно также, как Юрку и старика из сорок пятой квартиры, на которого у него, видимо, был заказ. А они? Они с Юркой просто попались под руку. Юрки не было. В свидетелях оставалась лишь она, и поэтому он медлил уезжать, контролируя каждый её шаг, взгляд, звук, шорох, не оставляя ни на час, ни на минуту, ни секунду в покое: нашёл общий язык со следователем, затащил в постель доктора, очаровал родителей, подругу, сестренку и даже добрался до соседей, зачем-то наведываясь к тёте Насте. Все старые женщины, как одна, называли его Витенька, стремились быть полезными и предано заглядывали в глаза; молодые томно вздыхали, стремились дотронуться и предано заглядывали в глаза. Почему? Этого она не понимала, но наблюдала за ними с холодной расчетливостью, морщась про себя и зло иронизируя. Да, в то лето кончилась её беззаботность, детство, юность и даже молодость, он всё это вынул из неё в одно мгновение, лишив целой жизни, которую она могла бы прожить.
Ей очень памятен был тот взгляд, которым Виктор одарил её, выходя из подъезда, когда она вбегала в него, спеша исполнить просьбу матери и поскорее убежать к Ольке, с которой они собирались устроить партизанскую вылазку в парк, где накануне познакомились с солдатами срочной службы и даже договорились о встрече. Она чуть ли не вприпрыжку неслась к тёте Наде, предвкушая лишь скорое свидание на их с Олькой секретных качелях. Им, девочкам, никак не хватало сил раскачаться так, чтобы старые лодочки ударились о перекладину, но их всегда было достаточно, чтобы почувствовать, как сила притяжения ослабляет свою хватку и там, где-то наверху, тебя, словно пушинку, стремится выкинуть прочь. И у неё была мечта: победить свой страх и, вцепившись в опоры старых качель, почувствовать наконец, что значит настоящая невесомость. И вечером она надеялась воплотить это своё желание в жизнь.
«Дурак», – обиженно пробубнила себе под нос, не умея ответить таким же недобрым взглядом надменному красавцу, которому не сделала ничего плохого, и побежала дальше, надеясь, что он ничего не услышал, но не сделала и пары шагов, как застыла на месте: старые лодочки, молодые солдаты, партизанские вылазки, любимый парк, подружки, школа, папа, мама, сестрёнка, бабушка с дедом, деревня и лес – всё исчезало и таяло, убегая и растворяясь в прошлом на её глазах, а впереди открывалась бездна и… будущего в ней не существовало.
Хватаясь за перилла, на ступеньках перед ней лежал какой-то парень, трясся и зажимал свободной рукой горло, из которого хлестала кровь. Кровь. Какой-то тихий булькающий звук. Кровь, проливающаяся сквозь зажатые пальцы. Какой-то звук. Кровь. Парень, сползающий по ступенькам и затихающий. «Это тот! Дурак!» – пронеслось в голове, и всё остальное «кино» она устраивала в режиме реального времени, движимая лишь безумным животным страхом, а также отчаянным стремлением выжить и не упасть в ту страшную бездну.
Они так и не встретились больше с солдатами. Она так и не исполнила свою мечту, потому что вечер вместо веселья принес дурдом, уколы, таблетки, связки и… тяжелый сон. Она не знала, то ли разыгрывала безумие, то ли на самом деле сходила с ума, но чётко помнила и держала в сознании, задурманенном таблетками и уколами, мысль: «Показать… показать… доказать… доказать этому… этому… тому красавцу, что я сошла с ума… сошла с ума… сошла с ума и не представляю никакой опасности… никакой опасности… никакой опасности», но прокололась. Когда следователь стал чуть ли не кричать и обвинять её в соучастии, сказав, что она знает и просто покрывает убийцу, рука предательски дрогнула. И всё бы ничего, если бы убийца в тот момент не держал её за ту злосчастную руку, поэтому дальше всё пошло не по плану и фарс с сумасшествием превратился в спектакль про Джульетту, однако Ромео был неумолим: «Пора… Пора…» – твердил он, не замечая, что она дрожит, как осиновый лист, и предано смотрит в глаза: «Пора…» – «Отелло, так не молилась я…» – шептала она про себя. – «Пора…» – «О, мой Отелло, ночь ещё не пришла…» – «Пора…» Шекспир не помогал, Данте в сознании не жил, однако «Любовник леди Чаттерлей» был зачитан до дыр: «Я выключу свет?» – спросила она тогда, в какой-то безумно далекой и несуществующей жизни.
– Иди сюда… – принимая мужа в объятия, Вика уложила его голову к себе на колени и, запустив пальцы в волосы, побежала ими играть, чтобы потянуть время, собраться мыслями и найти нужные слова.
Она мягко улыбнулась, вспомнив, как он долго держался в ту ночь, но всё-таки сдался и в предрассветных сумерках в любви признался: «Весной приеду, поженимся…» Она усмехнулась себе, вспомнив, как не сдержалась и горько расплакалась у него на груди: «Ну что ты, девочка моя… Не надо. Не плачь. Я вернусь, обещаю, – и утирая ей слезы, прошептал, – люблю тебя. Слышишь, я люблю тебя. Люблю. Ты моя. Моя девочка». Она быстро успокоилась, взяла себя в руки, но… но всё-таки так и не решилась сказать, что подарила ему своё девство только для того, чтобы он понял, опасности нет и, оставив её в покое, уехал, забыв навсегда. И всё опять пошло не по плану, и вскоре она уже понимала ту юную леди из романа, ибо Виктор разбудил в ней женщину и заставил тело жить отдельной, собственной жизнью, сильно противоречившей тому страху и стремлениям, что жили в её голове. Она панически боялась Виктора, но протягивала к нему руки и жаждала попасть в плен обладания. Она стремилась прочь от него, устраивая в своей голове диверсии и планы побега, но каждый раз растворялась в нём, стремясь каждой клеткой впустить в себя его горячую плоть. Бежать и раствориться. Бояться и любить. Когда муж был рядом, она жаждала его прогнать, но стоило ему уехать, начинала скучать…
«Муж…» – поймала Шедон себя на привычном обращении и кисло улыбнулась, с удивлением обнаружив, что по-прежнему считает Виктора своим мужем, несмотря на то, что после глупого инцидента с бухгалтером, который, как оказалось, он понял совершенно по-своему, как и развод, смывала память о нём в летних грозах и радугах, белых берёзах и зелёной траве, теплых ручьях и прохладных озерах – в загородных лесах, одним словом, куда её чуть ли не каждый вечер возил Смирнов. И не переставая нежно гладить голову мужа, Вика снова улыбнулась, впервые поняв, почему Сашка так сильно привязался к ней: в их первое лето она, видимо, напоминала весёлое торнадо, этакий вечный праздник жизни, который он, бедолага, принял на свой счёт. Думая, надеясь, молясь, что Шедон уехал навсегда, она наносила новые краски жизни поверх старых, случайно превратив в палитру другого. «Другого…» – усмехнулась она сама себе: других её тело не принимало, они были лишь слабые пародии на мужа; их не принимала даже её голова, не желая впускать в свою жизнь блёклые и уродливые тени, что именовали себя мужчинами. Да, Виктор был чудовище, однако как бы она ни боялась его, он был мужчина и многое в нём восхищало.
___________________________________________
Продолжение (09.06.2021)
____________________________________________
Навигация по главам
____________________________________________
Навигация по каналу
Больше интересных статей здесь: Мистика.
Источник статьи: Вика так и не исполнила свою мечту, потому что вечер вместо веселья принес дурдом, уколы, таблетки, связки и тяжелый сон. .