Над широкими темно-серыми воротами вспыхнула голограмма. Яркая, огромная и знакомая голограмма, не меняемая хозяином мастерской лет эдак семь. Из-под янтарно-желтой, словно бы сотворенной самим солнцем надписи «Добро пожаловать!» выезжал забавный красный автомобильчик, выпущенный в те далекие времена, когда строительство МКС считалось верхом космической промышленности. Михалыч почему-то называл его «десяткой».
Я вновь бросил взгляд на наручные часы, потом захлопнул дверцу аэрогрузовика и зашагал в сторону раздвигающихся ворот, сделанных из материала, подозрительно смахивающего на броню космических крейсеров. Створки толщиной сантиметров в десять медленно и почти бесшумно ехали по желобкам, открывая просторы гаража, пока еще не освещенного. Во мраке тускло поблескивали аэрокары, жужжали гусеницами и подмигивали разноцветными огоньками старые, но надежные страж и ремботы, и работали мощные кондиционеры. Приятный холодок я ощущал даже тут, под летним солнцем, начинающим потихоньку припекать короткостриженую макушку.
Известная на всю Москву, да и не только на столицу, мастерская «Карданный вал» открылась строго по расписанию. Ни минутой раньше, ни минутой позже. Ровно в 9:00.
Воистину, точность — вежливость королей. В данном случае — «короля» аэро и автотехники, способного починить едва ли не все, что летает, ездит и плавает. Причем совсем не обязательно, чтобы это летающее, ездящее и плавающее было из Солнечной системы. Барахлит экзотический флаер, в аэросервсисах лишь разводят руками, мол, центаврианские движки не чиним, — путь один: к Михалычу, то есть к Михаилу Михайловичу Бобрыкину. Он разберется, поможет, наладит.
Собственно, именно за помощью прибыл и я. Ни свет ни заря, не успев побриться и как следует позавтракать, выдернув из-под рук-утюгов домобота горячие брюки и пролетев триста с гаком километров на аэрогрузовике. А часом раньше мне позвонил владелец платного гаража и сообщил, как говорится, пренеприятнейшее известие. Дескать, так и так, ваш аэрокар ни в какую не заводится. Ах да, выразился он по-иному: «Малютка не подает признаков жизни». Что было куда точнее, ибо инопланетная машинка была не только аэрокаром, но и живым примитивным организмом. И, как назло, именно сегодня, в пять вечера, я должен был преподнести ее в качестве подарка на юбилей от благодарного коллектива. Причем не кому бы то ни было, а Юрию Степановичу Воронову, крайне успешному бизнесмену, известному коллекционеру аэрокаров и, прежде всего, моему боссу. Карьера, естественно, оказалась под угрозой. Ну, а единственный человек, способный ее спасти, жил на окраине Москвы. Поэтому, как ни крути, пришлось погрузить Малютку в аэрогрузовик и лететь на полных скоростях через всю столицу к Михаилу Бобрыкину.
На мое счастье, он не заставил себя долго ждать. Словно крот из норы, мастер Золотые-руки вылез из какого-то лаза в глубине гаража и, на ходу застегивая темно-синий комбез, направился в мою сторону. А его появление сопровождалось вспышками света и заметным оживлением в мастерской.
Мощные, идущие вдоль всего потолка лампы осветили помещение настолько сильно, что я подумал: а не надеть ли солнцезащитные очки?
Засверкали сталью роботы — передвигающиеся на гусеницах и ходящие, напоминающие здоровущих жуков и похожие не пойми на что, ростом с человека и спокойно пролетающие под днищем раритетных автомобилей, от одного вида которых у моего шефа потекли бы слюнки.
Тут было на что взглянуть. Как в музее. Одно белое тесное чудо о четырех колесах, с рулем вместо штурвала, невероятно угловатое, посматривающее на меня двумя круглыми, как блюдца, фарами, наверняка стоило целое состояние. Были в гараже и первые громоздкие аэрокары, на которых в свое время гонял еще мой дед. Пугали своей разбитостью и современные модели — настолько потрепанные аварией, что трудно было представить, как эти куски металла можно починить.
Михалыч — а для меня дядя Миша — тем временем шел неторопливо между нестройными рядами машин и подслеповато поглядывал на меня — видимо, пытаясь определить, кого принесло в такую рань. Крепенький, усато-бородатенький, выправленный армейской муштрой мужичок того возраста, когда сказать «старик» еще рано, а «в самом расцвете сил» — уже поздно.
В детстве я называл его гномом. Больно уж смахивал он на персонажей известных книг и мультиков. Когда он к нам приезжал, я часто забирался на его колени, играл с его черной бородкой и, заглядывая в большие глаза, думал, что он и впрямь один из добытчиков самоцветов. Иногда говорил: «Дядя Миша, вы похожи на гнома» или «Когда я вырасту, у меня будет большая-пребольшая борода. Вот тааакая».
Бороду я так и не отпустил, но даже сейчас, спустя столько лет, старый друг отца по-прежнему напоминал мне гнома. Доброго гнома, от которого веяло моим счастливым детством.
— Серега, ты, что ли? — поинтересовался Михалыч, когда нас разделяло от силы метров двадцать.
— Я, дядь Миша. Я, — ответил я и хотел было шагнуть навстречу, да больно уж стражботы забеспокоились. Закрутили механическими башками, угрожающе вскинули руки-стволы, окружили меня плотнее, чем прежде. Словом, муха не пролетит. Они хоть и старые, но дело знают. Пикнуть не успеешь, как всадят двадцать тысяч вольт или что похуже.
— Железяки, а ну стройся в два ряда! — грозно скомандовал мастер, и роботы, словно солдатики-лилипуты, выстроились в две шеренги, по обе стороны от меня.
Дядя Миша остановился в шаге от меня, и наконец-то мы пожали друг другу руки.
— Не ждал, не ждал, — повторил он с радостью и, смерив меня взглядом, спросил: — Когда ты в последний-то раз у меня был?
— Так это, — начал я, и мне вдруг стало неудобно перед одиноким отцовским другом. В последний раз я видел дядю Мишу на похоронах его жены. И было это: — Года три назад.
— Летит время, летит, — сказал он грустно. — Как отец твой, как матушка поживают?
— Отдыхают на побережье. Я им там домик купил, — не без гордости ответил я.
— Молодчина. Надо, надо будет к ним наведаться... — Он едва заметно покачал головой. — А ты, небось, по делу?
Я кивнул. Как ни печально, по делу. Более того, по делу, не требующему отлагательств.
— Железяки, разойдись! Патрулировать территорию! — неожиданно громко приказал дядя Миша и тотчас пояснил: — Тут половине надо уши чинить. Да руки не доходят.
— Понимаю, — согласился я, — отбоя от клиентов нет. — И немного подумав, спросил: — А чего новых не возьмешь? Щас такие есть... Один — всей твоей армии стоит. Я тебе по дешевке достану.
— Да ну их, — отмахнулся он. — Тьфу, от людей теперь не отличишь. С этими как-то спокойнее. Хоть и железяки, а все-таки не один год вместе. Привык я к ним, как привыкают к верному псу. — Он немного помолчал, поглядывая на аэрогрузовик перед мастерской. — Ну, что у тебя там за дело?
— Очень деликатное дело. Машинка эта... — Мне никак не хватало духу сказать, что инопланетный аэрокар в кузове — чистая контрабанда. — В общем, хорошо бы гараж закрыть на некоторое время от чужих глаз. Видишь ли...
— Зачем? — с подозрением спросил Михалыч, нахмурив невероятно густые брови. — Ворованная, что ли?
— Боже упаси! — воскликнул я. — Но лучше, чтобы ее никто не видел. Ты не переживай, неустойку проплачу. Без всяких...
Его взметнувшийся кулак, пахнущий машинным маслом и горячим металлом, вновь прервал меня.
— Заплатит он, — недовольно пробубнил дядя Миша. — Обидеть хочешь?
— Да я...
— Лучше показывай свою таинственную машину. А надо будет закрыть мастерскую — закрою.
— Один момент! — обрадовался я и, повернувшись в сторону аэрогрузовика, принялся терзать пульт дистанционного управления. — Сейчас только грузовик подгоню.
***
Подогнал. Не слишком умело — пультом вечность не пользовался, — но подогнал. Аккурат к открытым воротам гаража. Оставалось только выгрузить Малютку.
Перед тем как нажать кнопку, открывающую крытый кузов, я посмотрел на дядю Мишу: глаза у него горели, как у ребенка, ждущего новую игрушку. Заинтриговал я мастера, что, конечно, радовало несказанно.
Двери раскрылись, и из темного чрева кузова выплыла, словно серебристо-серый ковер-самолет, платформа, несущая мою проблему весом триста двадцать килограмм и высотой полтора метра.
Малютка. Так ее прозвали в гараже за удивительно скромные для машины габариты. Рядом с нашими аэрокарами она и впрямь смотрелась так, как смотрелся бы Давид на фоне Голиафов. А уж выглядела как! — слова не подберешь. Эдакий огромный грязно-зеленый черепаший панцирь, густо поросший инопланетными растениями, напоминающими и мох, и морскую капусту, и плющ, неподвижно лежал на платформе. Такое нечасто увидишь. Но, признаться, я не ожидал, что мастер, собаку съевший на починке инопланетных машин, ахнет.
— Никогда такого не видел, — с восторгом признался дядя Миша.
«А что у нее под капотом...» — Я на миг закатил глаза, вспоминая, как впервые увидел это самое «что».
— Неделю назад еще была на ходу, летала соколом над просторами Эль-Манара, а теперь с места не сдвинешь, — пояснил я. — Кстати, как насчет гаража?
— Чего?
— Закрывать гараж будем? — уточнил я.
— Без проблем. Несомненно, — ответил он после некоторой паузы и крикнул: -Красный пять, блокировать центральный вход!..
***
Робот по имени «Красный пять» выполнил приказ четко и быстро. Врата наконец-то отгородили нас от ненужных свидетелей, и теперь я стал дышать ровнее, хотя до абсолютного спокойствия было еще ой как далеко; пальцы нет-нет, да и начинали теребить коробочку пульта — часики-то тикали.
Вокруг нас все так же кружили, ползали роботы, исполняя команду хозяина. Правда, теперь никто из них не обращал на меня никакого внимания. Да и я перестал их замечать. Михалыч пока просто разглядывал диво дивное, а я стоял рядом и терпеливо ждал первых действий.
— На чем работает?
— На Эль-Манарской воде, в которой предварительно нужно растворить горсть дешевых сереньких минералов.
— Заправить-то не забыл?
— Под завязку!
— Надеюсь, техпаспорт при тебе? — спросил он, впервые коснувшись машины.
Момент, чтобы раскрыть все карты, наступил самый подходящий.
— К сожалению, нет, — вздохнул я. — Там, где я ее покупал, техпаспортов не дают. Ни техпаспорта, ни других документов. Купил, сел и полетел. Никакой волокиты. Думаешь, почему я просил закрыть гараж? Машина попала к нам не совсем легально, — сказал я и поправил сам себя: — Вернее, совсем не легально. Согласно нашим идиотским законам, любые вещи с применением чужых биотехнологий ввозить в страну запрещено. Но моему шефу страсть как хотелось что-нибудь особенное. Вот мы коллективом подумали и решили, что лучшего подарка для коллекционера аэрокаров не придумаешь. А тут как раз командировочка наклюнулась в систему Эль-Манар. Ну и... Ну и от того, полетит машинка к вечеру или нет, будет зависеть моя карьера. Шеф уже весь от нетерпения извелся. Ему какая-то сволочь успела доложить, что мы приготовили на юбилей. Поэтому на другую не заменишь. Вот такие дела, дядя Миша, — разъяснил я, ничего не утаив.
Михалыч вынес неприятную информацию стоически.
— Да, не было у бабы печали, купила баба порося... — начал он с кислой миной. — Ладно, что сделано, то сделано, а Машину Времени пока не изобрели. — Он ухмыльнулся. — Так что будем спасать твою карьеру.
***
Спасение карьеры началось с того, что Михалыч забрался на платформу и заглянул внутрь кабины. Там, понимал я, его ждало очередное потрясение. У Малютки не было ни спидометра, ни высотомера, ни скважины, куда можно было бы вставить ключ зажигания, да и штурвал выглядел, мягко сказать, необычно. Словно пара бараньих рогов, обернутых шершавой шкурой, — видимо, чтобы руки не соскальзывали — торчала из приборной панели. А сама панель была сплетена из ветвей эль-манарского древа.
— Любопытно, — сказал дядя Миша, внимательно изучая устройство кабины, точно сыщик — место преступления. — Весьма любопытно.
«Не спорю, — согласился я молча. — Еще бы это „любопытно“ работало».
Словно хирург перед операцией, Михалыч натянул прозрачные перчатки — тонюсенькие, едва заметные на ладонях, — и рискнул залезть в просторную, но одноместную кабину.
— Удобно, — заключил он, осматриваясь и чуть покачиваясь на широком сиденье, покрытом мягкой шерстью цвета йода. — А что включает двигатель?
— Тот бугорок между... хм, рогами. Похож на персиковую косточку. Да я пробовал перед тем, как приехать к тебе. Бесполезно.
Но, как и всякий механик его уровня, Михалыч, естественно, не поверил на слово. Глухо защелкали тумблеры, кнопки, а потом мастер нагнулся и, судя по звукам, начал перебирать провода, изолированные удивительно шуршащим материалом: словно сухую бумагу мяли в ладонях.
Я, теребя пульт, мерил шагами гараж, будто студент, ждущий решения экзаменационной комиссии. А что мне еще оставалось?..
Наконец Михалыч распрямил спину.
— Действительно бесполезно, — подтвердил он спустя полчаса нахождения в кабине. — Но проводка в порядке. По крайней мере, разрывов я не заметил и контакты не повреждены, — пробубнил дядя Миша и добавил: — Вроде бы.
После чего мастер выбрался из салона, спрыгнул с платформы и встал напротив капота. А я замер, как замирают перед приближающейся развязкой во время просмотра фильма. С той лишь разницей, понимал я с сожалением, что до развязки триллера «Починка Малютки» еще оставалась добрая сотня непросмотренных кадров. Но, несомненно, это был один из ключевых моментов «картины».
С прежним любопытством дядя Миша откинул шестиугольную крышку капота — и триллер превратился в ужастик. Пахнуло таким смрадом, словно там, под капотом, вместо движка лежал себе разлагался мертвец, причем не первый день. Пальцы прищепкой сдавили нос. Михалыч, однако, даже не поморщился, хотя и пытался разогнать руками вонь.
— Фу! На Эль-Манаре она так не воняла, — поспешил сообщить я.
— Эх, — начал невозмутимый мастер, — были мы как-то с твоим отцом на Альбаграссе... — Он не закончил и крикнул: — Зеленый шесть!
Не представляю, что там было на Альбаграссе, но мой желудок, казалось, сжался, пытаясь отправить скудный завтрак в обратный путь.
Минуты три спустя прилетел зеленый робот и, зависнув над капотом точно вертолет над поляной, принялся разгонять мощными пропеллерами «благоухание» инопланетного движка. Дядя Миша как будто не замечал ни шумную работу механического помощника, ни тошнотворного запаха.
— На что, по-твоему, это похоже? — Вдруг с озадаченным видом покосился мастер в мою сторону.
— На мозги, опутанные кишками и водорослями, — прогнусавил я.
— Верно, — покивал Михалыч. — А с каких это пор мозги стали сердцем машины? — не то спросил, не то подумал он вслух и уверенно заявил: — Это, — он ткнул пальцем вниз, — не движок. Что угодно, но только не движок.
Не движок?..
Тут он коснулся — какая мерзость! — «недвижка» и потрогал те самые кишки. Сероватая, с зеленоватыми жилками масса в чреве капота слегка закачалась, словно желе в глубокой миске.
— Дело, похоже, будет долгим, — сказал он хмуро и, по-прежнему разглядывая внутренности инопланетной машины, крикнул: — Желтый четыре!
Этот робот, в отличие от предыдущего, оказался поблизости, словно чувствуя, что вот-вот понадобится. Правда, был он не желтый, а оранжевый; формой, пожалуй, походил на старинный металлический чайник с таким забавным длинным носиком. В корпусе горел дисплей, под которым торчали два джойстика; в том самом носике тускло поблескивал глазок микрокамеры.
Чайник на гусеницах зашипел, а затем отделился от собственного круглого днища и, удерживаемый магнитным полем, поднялся на метр, как раз под руки мастера.
Вскоре из носика с хлопком вылетел серенький шарик, точно пробка из бутылки шампанского, и нырнул в сплетения кишок и водорослей, управляемый твердой рукой Михалыча.
На тошнотворные внутренности Малютки я насмотрелся с лихвой. Кроме того, роль безучастного наблюдателя, стоящего столбом, начинала мне надоедать. И присесть, как назло, было некуда, только разве что на одного из роботов. Поэтому, пока Михалыч бороздил микрокамерой темные пространства Малютки, я решил обзавестись стулом. Но вначале для приличия рискнул поинтересоваться:
— Может, нужно чего?
В ответ мне молча покачали ладонью — мол, не лезь уж...
Ничего удивительного. В этом деле я и вправду был ему не помощник. Какая помощь в подобной ситуации от человека, который и в родных аэрокарах не шибко разбирается? Лишь помеха...
Когда я вернулся, дядя Миша по-прежнему был поглощен работой. Но теперь совсем иной. Видавший виды мастер с удивительной скрупулезностью прощупывал обшивку, напоминающую крокодилью кожу не только цветом, и зачем-то чертил линии, ставил крестики, выводил кружочки на ней. Тут пальцами надавит, здесь ладонь задержит, там постучит или вдруг ухом припадет, словно слушая: а не бьется ли сердце? И мне вновь подумалось, что он напоминает-таки хирурга, в настоящий момент — пластического, готового вот-вот приступить к операции и вонзить скальпель в разметки на натянутой коже. От капота двумя рядами через кружочки и крестики тянулись жирные и пунктирные белые линии к днищу.
«Ай да Михалыч, ай да сукин сын! — воскликнул я про себя, усаживаясь на добытый стул. — Наверняка уже что-то знает. Не зря, не зря его королем прозвали».
Изгнавший чудовищный запах робот больше не гудел, а тот, что позволил заглянуть в недра машины, сейчас смотрел на меня из-под платформы. Воздух был свеж, как и прежде.
Прошло чуть меньше часа, прежде чем дядя Миша наконец-то отложил мелок и, бодренько хлопнув в ладоши, решил полюбоваться собственными художествами.
— Ну и как наши дела? — не выдержал я.
— Кое-что вырисовывается, — ответил он без промедления. — Возможно, твою карьеру удастся спасти. Я еще не во всем разобрался. Биотехнологии, мать их!.. — Он ухмыльнулся. — В общем, вскрытие покажет.
— Надеюсь, ты не собираешься ее резать? — спросил я, кивнув на исчерченный корпус. Все-таки не металл и не пластик — в магазине не купишь. Понимать надо.
— Нет, — ответил дядя Миша как-то нерешительно. — Но заглянуть внутрь еще разок придется. С капота к движку не подобраться, а вот снизу...
— Значит, ты его нашел?
— Похоже на то. — Он поскреб в затылке. — Или я ничего не понимаю в технике.
— А линии зачем?
— О! — Мастер вскинул указательный палец. — Одна из тайн, которую я пока, к сожалению, не разгадал. Вдоль всей машины идут трубки. Много трубок. Я бы сравнил их с венами. Их легко нащупать и почти все они той же температуры, что и обшивка. Однако некоторые настолько горячие, будто по ним кипяток бежит. Те, что помечены пунктиром — обычной температуры, их большинство, а другие... — Он осекся. — В подробности вдаваться не буду, но у меня сложилось впечатление, что кто-то намеренно отключил питание мозга, чтобы всю энергию, все тепло пустить на работу сердца, то есть двигателя.
И дядя Миша, не долго думая, залез под Малютку, где его уже дожидалась длинная, покрытая мехом платформа на колесиках, позволяющая комфортно работать в горизонтальном положении.
Вскоре на дисплее робота, похожего на чайник, замелькали уже знакомые мне сплетения «кишок» и совсем не известные органы, которые и сравнить было не с чем. Демонстрируя чудеса терпения, дядя Миша управлял микрокамерой, кропотливо зондирующей мир Малютки, словно исследовательский кораблик неизведанные глубины космоса. Потянулось время ожидания...
Непроходимые дебри так называемых вен и водорослей начинали меня утомлять, как, впрочем, и сменяющие друг друга инопланетные органы. Веки особенно потяжелели тогда, когда дядя Миша — черт знает сколько времени! — разглядывал некий пузырь, величиной с футбольный мяч.
На донышке пузыря покачивалась мутно-серая жидкость, как покачивается вода в графине, если его легонько тряхнуть; сам пузырь то и дело сжимался, словно стараясь впрыснуть остатки этой самой жидкости в толстые полупрозрачные вены.
А она все качалась, омывая гладкие стенки. Набегала волнами на стенки, как беспокойное море на берега. Туда-сюда. Туда-сюда.
«Топливный бак», — предположил я, зевая.
Туда-сюда. Туда-сюда. Туда-сюда. Волны. Море...
***
-...шисты! Варвары! Варвары!
Гневный крик выдернул меня из сна и изрядно напугал. Я качнулся на стуле, едва не упав, и спросонья не сразу сообразил, кто и почему вопит? Причем, когда я понял, «кто», мне легче не стало, ибо теперь я мучался в догадках, на чей счет относились столь лестные слова. А если — страшно подумать — на мой?
Кричал Михалыч. И это, надо признать, был страшный крик. Казалось, сейчас мастер выскочит из-под машины и бросится на первого встречного. Понятно, этим первым встречным мне быть не хотелось.
— Нелюди! — с угасающей яростью произнес дядя Миша.
Взгляд упал на циферблат: дрыхнул я почти час. Но что произошло за этот час? И по какой причине добрый-добрый гном превратился в злого и свирепого?
— Что случилось? — рискнул я спросить, как только кулаки (дай бог такие каждому мужику) перестали мелькать в воздухе. — Дядя Миша?
Под машиной тяжело дышали.
— Эх, встретить бы этого гаденыша, — с невероятной досадой и задумчиво прошептал Михалыч. — Эх!..
Не знаю, кем был этот гаденыш, сумевший так взвинтить Михалыча, но то, что им был не я несколько успокаивало.
— Дядь Миша, — вкрадчиво обратился я. — Может...
Он тяжко вздохнул и, не проронив ни слова, выбрался из-под машины — уставший, забрызганный едко-зеленой слизью и злой как черт. Мастер словно побывал в бою, причем там, на поле боя, остались лежать его товарищи, а сражение было проиграно вчистую.
— Значит так, Серега, — сказал он жестко. — Есть две новости: плохая и очень плохая. С какой начать?
Наверное, я побледнел. Побледнеешь тут, когда тебя ставят перед выбором: повеситься или застрелиться?
— Начни с плохой.
— Машину уже не спасти, — сказал он мрачно.
И голова пошла кругом. Интересно знать, что тогда собой представляла очень плохая новость? Впрочем, теперь ее содержание меня мало беспокоило.
— Слишком долго ее мозг, — зачем-то вдруг принялся разъяснять дядя Миша, — был отключен. И я думаю, что она сама это сделала. Вы ведь наверняка перевозили ее в отсеке космолайнера для обычного груза?
В его голосе почему-то появились нотки упрека. Я молча кивнул и подумал: какая к черту теперь разница? Но Михалыч не унимался.
— Насколько я помню, в таких отсеках всегда понижают температуру, чтобы экономить энергию, и поэтому замерзнуть там живому существу — раз плюнуть.
— Но торговец сказал, что она без проблем адаптируется к любому климату,- робко возразил я.
— Ублюдок твой торговец. Самый настоящий фашист. Его бы в этот отсек. — Михалыч на миг замолчал, и я понял по его лицу, что сейчас он мне сообщит новость номер два. — Хотя, я не спорю, — начал он рассудительно, — она перенесла бы полет благополучно, если... — Он вновь замолк. — Ты лучше взгляни на экран робота, и сам все поймешь.
Я взглянул, и мне вдруг показалось, что кондиционеры заработали в усиленном режиме. Там, на дисплее, в чреве инопланетной машины, в клубке водорослей шевелилась крохотная копия нашей Малютки. Ее... ребенок.
— Да, Сережа. — Я вздрогнул, когда Михалыч положил мне руку на плечо. — Она поступила так, как на ее месте поступила бы любая мать: пожертвовала собой ради спасения собственного чада. Отключила подачу энергии там, где это было возможно, и сконцентрировала ее вокруг малышки, чтобы не дать той замерзнуть.
В голове не было ни одной разумной мысли. Каким образом спасать карьеру? Как быть с полумертвой Малюткой и ее детенышем? Извиняться перед Михалычем за то, что втянул его в такое дело, или вновь умолять бывалого мужика о помощи?
— И что мне теперь делать? — спросил я, переваривая очень плохую новость. — А?
— Мне кажется, варианта всего два, — как-то без оптимизма ответил дядя Миша. — Либо заявить о контрабанде, после чего преспокойно загреметь в тюрягу. Либо... — Он осекся. — Придется самим принимать роды. Ну не бросать же такую кроху. Верно?..
Автор: Степан Кайманов
Источник: http://litclubbs.ru/articles/31296-malyutka.html
Публикуйте свое творчество на сайте Бумажного слона. Самые лучшие публикации попадают на этот канал.
#фантастика #социальная фантастика #машины #малютка
Больше интересных статей здесь: Фантастика.
Источник статьи: Малютка.