На фоне привычных пластиковых дверей эта выделялась уже тем, что была сделана из дерева. Чёрно-коричневого, старого дерева с мелкими морщинами-трещинами по всей поверхности. Время, ветер и дождь нисколько не щадили изделие столяра и плотника, но, несмотря на это, дверь выглядела очень прочной и массивной. Может быть, из-за слишком высокого для человека проёма, а может, и из-за материала.
Не совсем, конечно, прилично рассматривать чужие двери, но мне дан карт-бланш на попрание приличий по роду деятельности.
Рассматривая необычный вход, на автомате сделала несколько пометок в блокноте. Совсем новеньком, с белыми хрусткими листками. Он так непривычно лежал в руке, что я всё время его перекладывала поудачнее.
На самом деле, я человек привычки и покупаю всегда одну и ту же марку записных книжек, за множество лет доказавших свою профпригодность. Но не в этот раз. Так неудачно закончились чистые страницы. И так неудачно поблизости не оказалось канцелярии. Пришлось покупать блокнот в ларьке. И смешно, и грустно, потому что ларёк оказался огородно-садоводческим! Там ещё такие страшненькие, выцветшие на солнце упаковки семян лежали. Даже жалко их как-то стало, кто купит такие неприглядные экземпляры?
Мысли прервал лёгкий перезвон колокольчиков, и деревянная дверь, так меня заинтриговавшая, отворилась. На пороге стоял сам хозяин и спокойно меня разглядывал. Я поёжилась, тут же почувствовав себя неуютно. На самом деле, мало кто вообще будет себя чувствовать уютно, когда его рассматривают застывшие, глиняные глаза, находящиеся где-то под самым потолком.
— Добрый день, я Алисия Меллис. Можно просто Али, если удобно. Мы с вами договаривались об интервью, помните?
Привычный текст вырвался на волю без участия разума, я даже улыбнулась, кажется, по инерции, всё ещё не отводя взгляда от застывших глиняных кружочков. Наконец Голем кивнул, чуть слышно пошаркивая глиной, отодвинулся с прохода и радушно качнул рукой куда-то вглубь цветочного тоннеля.
Для печати всегда очень важно быть в курсе всего нового и интересного. Не скажешь об открытии школы ты, скажут другие, и читать, соответственно, будут тоже других.
Малоприятная перспективка. Но иногда, вот как сейчас, мы делаем обозрения и на старые новости. Или же — старых жителей.
Голем — да-да, это имя — уже утопал вперёд, когда я наконец-то решилась сделать хоть шаг. И нет, не из-за страха, как можно было бы подумать, всё-таки «монстр» собирается давать мне интервью. Но нет, глупости это. Хозяин волшебной лавочки цветов — достаточно цивилизованное существо, чтобы не причинять вреда кому бы то ни было. Мой минутный ступор был вызван совсем иным чувством, и куда более сильным, чем страх. И это чувство — восхищение.
Люди часто замирают перед чем-то прекрасным. В картинной галерее или в концертном зале, когда оркестр играет действительно хорошо. Так замерла и я, рассматривая арку из растений. Цветы, цветы, лианы, мелкие кустарники, скромные и живописные, небольшие и просто гигантские, они разливались зеленью с вкраплениями красного и синего по всему обозримому пространству. Окна едва-едва виднелись среди всего этого многообразия, но для равновесия то тут, то там торчали фитолампы и просто различные светильники, призванные показать жителей этого маленького зелёного королевства в наиболее выгодном свете.
От двери была всего одна дорожка — в глубину, туда, где уже призывно махал рукой загадочный хозяин. Словно маленькая девочка, я шла по этому чудесному волшебному лесу и всей грудью вдыхала запах земли, влаги, немного специфического запаха от УФ-лампы, что запомнился ещё из детства, когда болела ветрянкой. Всё вперёд и вперёд вела дорожка, и так не хотелось, чтобы чудесный сад заканчивался.
Но вот — дверь, ещё одна, деревянная, и кабинет, а в нём и Голем, безэмоционально смотрящий на гостя. Я снова стушевалась и, когда мне предложили присесть, едва не упала на это несчастное кресло.
— А... Э-э...
Журналист, потерявший дар речи, — как это жалко. Краска залила лицо, и я немного судорожно затараторила, словно вернулась в то время, когда была ещё совсем зелёной студенточкой, стесняющейся задавать людям вопросы.
— У вас совершенно чудесный магазин, искренне вам говорю. И я обязательно сделаю на этом акцент, но всё же вопросы буду задавать исключительно о вас. Вы ведь... ну, уникальны. Абсолютно уникальны, я бы даже сказала.
Голем кивнул, взмахнул рукой, словно пытался что-то сказать, но тут же спохватился и положил ладонь на какую-то толстую книгу, достаточно старую, чтобы заподозрить в ней артефакт, и недостаточно пугающую, чтобы убедиться в этом окончательно.
— Благодарю, я рад, что вам нравится. Это место... Я очень много провожу здесь времени, можно даже сказать, что этот сад — часть меня. Иногда даже буквально.
Голем поскрёб пальцами локоть, где в расщелинке торчал маленький тоненький росток. Я невольно улыбнулась.
— Я, на самом деле, сильно удивлён, что мною вообще заинтересовалась пресса. По крайней мере — сейчас. Я ведь в этом городке уже... ну, порядка двухсот лет точно. Ажиотаж давно спал, ко мне привыкли.
— К вам относятся здесь как к живой легенде, верно?
В голосе собеседника зазвучала улыбка.
— Верно, верно. Иногда даже приводят туристов. И я вовсе не против, они всегда уходят с цветами или саженцами.
Голем закивал головой, и мне даже на мгновение показалось, что он мог бы вот сейчас усмехнуться, если бы был жив. На самом деле, разговаривать с ним очень... Странно. Голем ведь, по сути, просто глиняная кукла, выглядит как человек, с руками и ногами, немного неровными, но достаточно узнаваемыми. Пальцы, опять же. Пять штук на каждой конечности, всё согласно биологии. Лицо... А вот тут уже становится странно и немного страшно. Голый череп, нос — просто маленькая кочка глины, глаза — два круга, чётко прорисованных, но всё же — пустых. И расщелина рта. Закрытая намертво.
А этот голос, идущий чётко от книги, — он оставляет совсем иное впечатление. Мужской, удивительно приятный, с лёгким подрагиванием, как у опытных певцов или декламаторов. Интересно, так звучит чужая душа в глиняной кукле, или этот голос связан именно с артефактом?
Я чуть сжала блокнот в руках, отгоняя лишние мысли, и уже чуть более уверенно продолжила:
— Итак, с чего же начать... Хм. Нескромно, конечно, но как вы себя ощущаете? То есть маги часто создают ваших собратьев, и не задевает ли вас это за живое? Может быть, вы чувствуете с ними некоторую связь?
Голем на минуту замер. В образовавшейся тишине очень хорошо было слышно, как включилась поливалка. Капли забарабанили по растениям. Но умиротворяющий звук отчего-то вызвал лёгкий приступ паники.
— Я не хочу вас обидеть! К тому же вы ведь всегда можете отказаться отвечать, понимаете? Мы можем найти и другие вопросы...
— Нет, нет, я просто задумался. В силу моей природы, мне гораздо проще быть неподвижным, чем проявлять активность. А насчёт вашего вопроса... Хм. Думаю, кризиса самоидентификации, как это называют учёные, у меня никогда не было. Я с самого начала знал, что я человек. Некоторые воспоминания всплывали перед глазами. Они ясно говорили мне, что я мужчина, что у меня есть жена и дочь, и некоторые другие факты из биографии. Просто вот именно в данный момент я стал глиняным подобием человека. А другие големы… Они ведь пустые. Я чувствую родство скорее с людьми и другими разумными существами, чем с «братьями по крови».
Рука привычно скользила по бумаге, касаясь ровных строчек перстнем-артефактом. Буквы вспыхивали магией вслед за пальцем, складываясь путаной вязью моего почерка.
— Но раз вы сразу осознали себя именно человеком… Разве вам не было страшно? Внезапно стать... Големом.
Глиняный истукан кивнул, с его шеи едва заметно посыпалась глиняная крошка.
— Было, и ещё как. Но ещё страшнее было тому магу, что меня создал. Голем — это ведь просто кукла, большая такая послушная кукла. А тут я начал бегать, крушить всё, телом-то я управлять не особенно умел. Да и маг, он ведь совсем мальчишкой был. Выполнял какое-то задание для учителя, ну и накосячил… Кхм. В общем, разобрались мы нескоро. Я не очень люблю вспоминать начало, давно это было, да и воспоминания не самые радостные.
Я кивнула, послушно сворачивая тему.
— Тогда, может, расскажете про свой магазин? Каждый знает, что из-за заслуг на войне вас официально признали членом общества и даже выделили жильё. Вы ведь городская достопримечательность, помните? Но вот чего никто не знает, так это как вы стали флористом. Это далеко не самая распространённая профессия, уж простите.
— Это очень просто. Был человек, который повлиял на мой выбор. Я долгое время скитался, учился, старался, чтобы люди меня признали, а тут — война. Даже мысли не было, идти или не идти. Всегда в первых рядах, не зная усталости, не зная боли, я воевал за тех, кто стоял у меня за спиной, за тех, кто жил в городах и вздрагивал от страха, когда чужие войска подходили совсем близко к границам. А после войны было очень много мест, где требовалась грубая сила. Что я ещё мог? Мои руки не приспособлены для чего-то тонкого и кропотливого. Художником я не стану, увы.
В его голосе зазвучал смех. И тут же пропал.
— Вы простите, я сбивчиво говорю. Непоследовательно. Но я так соскучился по простому общению. Редко кто заходит, чтобы поговорить, крайне-крайне редко. Всё больше люди рассматривают как диковинку в зоопарке, а никак не собеседника.
— Ничего, всё в порядке. Вы можете отвечать так, как вам удобно. В конце концов, мне ещё статью писать, так что не страшно.
Он кивнул. Продолжил:
— Это было так давно. Я, может, и Голем, но с душой человека. И часто могу забывать, как обычный человек. Однако некоторые моменты я помню отчётливо, так отчётливо, как бывает только во сне. Помню её русые косички, меленькие такие, как хвостик у мыши. Грустные глаза и серое, безжизненное лицо.
Я тяжело сглотнула. Перстень замер на середине страницы.
Голем помолчал и резко спросил:
— Вы ведь взрослая женщина, у вас ведь есть дети?
— Марис и Дарна. Они погодки.
— Тогда вы поймёте. Я когда её увидел, там, на крыше, сразу дочку свою вспомнил.
Обратите внимание: Олег и Рая - происшествие. Визит к парапсихологу (мистический рассказ "КОЛОДЕЦ", гл.8).
У неё тоже была привычка связывать косички между собой, чтобы не путались. Малышка смотрела вниз без страха, лишь с каким-то болезненным любопытством, словно вглядывалась в самую глубь колодца. Во тьму. Она услышала меня не сразу. Мне пришлось постучать по деревяшке, чтобы привлечь её внимание. Големам голос не положен, знаете ли. Она не испугалась. Отошла от края, вгляделась в меня и спросила, есть ли у нас глина.— Глина?
Голем кивнул.
— Да, я тоже удивился. Но она не стала ничего объяснять, едва заслышав колокол тихонько ушла. Этот колокол звонил три или четыре раза в день. Обозначал время или вроде того. Мы с ней виделись после ещё множество раз. Маленькая пациентка хосписа. Она знала, что умирает. И не делала из этого тайны и трагедии. Так сразу и говорила — я умираю, пожалуйста, не привязывайся ко мне. Она так не хотела делать кому-то больно своим уходом.
Голем замолчал. Я нервно теребила в руках блокнот, укладывая то так, то эдак. И тоже молчала.
Он продолжил, всё так же смотря в одну точку остановившимся взглядом глиняного человека.
— Она научила меня делать семенные бомбы. Ну, это когда берёшь землю, семена и глину и катаешь плотный комочек. Когда он высыхает, такую бомбу можно запульнуть в чей-нибудь сад или пустырь, особенно мне нравится закидывать их в чужие горшки с цветами. Когда этот комочек соприкасается с влагой, семена прорастают. И растут там, куда ты их закинешь. Мышка делала такие шарики прямо из меня, размачивая глину какими-то хитрыми способами. Я до сих пор не знаю, как ей это удавалось. Ведь меня создавал маг, я не таю от дождя и могу спокойно пройти океан насквозь, по дну. Она катала эти комочки и высушивала, а после складывала в мешочек. И говорила: «Всем нужен шанс». Это она о цветах. Она собирала их семена где ни попадя, с клумб, с диких головок цветов, выскрёбывала косточки из яблок. И всё это хранила. Верно и бережно.
Голем помолчал. Я тоже. Говорить всё ещё казалось лишним, почти кощунственным.
— Возможно, про шанс она говорила и обо мне. Это тело, тело голема, я никогда не считал своим. Всё держался за свои воспоминания, за свою человечность. Я знал, что мёртв там, где остались моя жена и дочь, помню, как нож вошёл в моё тело. И как умер. Но до встречи с Мышкой я отчаянно не хотел верить, отказывался верить. А тут она, со своим шансом для тех, кто, может, и не зацветёт никогда. Кого могут просто выкинуть, забыть. Вот вы часто выковыриваете семечки из яблок? Нет, конечно. А Мышка — всегда. Хотя она даже не любила яблоки! Она... Она многое мне дала. Многое объяснила. А потом просто перестала появляться. Стройка закончилась, но я всё ещё был там. Вдруг... Ну, вдруг всё-таки... Всё-таки... Но нет. Она действительно умерла.
Голем застывшей фигурой сидел передо мной. Холодная глина, трещины и рытвины, некрасивое создание какого-то мага и под всем этим — любящая, живая душа.
— Я начал с малого. Искал семена, делал бомбочки и разбрасывал их и там, и тут. Потом начал делать сад. Не помню уж, отчего и когда. Наверное, мне просто захотелось иметь что-то своё, свой кусочек земли. До того знаменательного момента, когда мне выдали грамоту и свой дом, было ещё очень далеко. И я обустроился рядом с лесом и родником. У меня были семена и моё тело. А больше ничего и не нужно. Я занимался растениями, понемногу узнавал их, у кого какой характер, что они любят, что нет. Постепенно мой сад становился всё больше и больше, стали приходить люди. Разные. Очень разные. Когда меня признали гражданином со всеми вытекающими, я был уже довольно известной личностью. А потом переехал сюда. Захотелось быть поближе к людям.
— А ваш сад, как же он без вас?
— Всё в порядке, о нём заботятся люди. Живут деревенькой вокруг, зарабатывают на туристах и заботятся о моём саде. Я плачу им, а они честно работают.
— А вот этот магазин? Не было ли с ним проблем? Всё же в нашем городе сложно открыть собственное дело. Да ещё и заработать на нём.
Голем рассмеялся. Я поняла это по тому, как затряслось всё его тело, рука упала с артефакта и затряслась в воздухе, призывая меня немного подождать. В полной тишине, даже вода не шуршала, огромное существо сотрясалось в конвульсиях, больше похожих на судороги. Мне вновь стало страшно.
Глиняная ладонь вернулась на место.
— Я... Ох, простите. Я редко смеюсь, а тут так неудобно аж. Люди обычно пугаются подобного зрелища.
Я нервно покрутила в руках блокнот.
— К этому просто нужно привыкнуть...
Голем фыркнул в голос.
— Не врите самой себе, к такому сложно привыкнуть. А мой смех... Неужели я похож на того, кто стремится заработать? Да мне даже тратить деньги не на что, кроме собственного сада. Мне не нужна ни одежда, ни еда, да и семьёй я никак не могу обзавестись. Деньги... Они имеют для меня такое малое значение. Наверное, оттого мой магазин и процветает, что мне попросту не хочется ни тратить заработанное, ни копить. Я просто хочу продавать свои растения, и всё.
Голем пожал плечами.
— Я, кажется, понимаю.
Не скрою, мой голос звучал слегка ошарашенно.
— Знаете... Не гнаться за деньгами, не искать выгоды — неужели это так странно в нашем мире? Делать просто то, что хочется, разве не в этом суть жизни?
Я улыбнулась ему, как маленькому ребёнку.
— Вы очень долго пробыли големом. Вам не нужно есть, не нужно заботится о детях, решать вопросы, которые так или иначе связаны именно с деньгами. Жить ради удовольствия можно, только когда у тебя есть возможность не работать и проводить всё время так, как хочется. О, если бы можно было откинуть все эти заботы, многие бы стали жить совсем иначе. Я бы, например, никогда не стала журналистом.
— А кем же вы бы стали?
— Глупо, конечно, но... Библиотекарем. Мне так нравится общаться с книгами, вы не поверите. Но зарплата библиотекаря, увы, совсем небольшая. Пенсионерам, может, и хватает на булочку, но не молодой семье. Сами понимаете, двое детей.
Я улыбнулась и развела руками.
Голем кивнул.
— Да, я понимаю. И правда глупость сказал, сам же сначала убеждал вас, что мне не нужны деньги, ведь нет затрат.
Мы помолчали. Он думал, молчал и не двигался, я же систематизировала свои записи, уже без помощи артефакта, обычной шариковой ручкой водя по бумаге.
— Что ж. Ещё вопросы?
Я задумалась, качнула головой.
— От меня не требовали ничего особенного, всего лишь статья. Знаете, я не лучший журналист.
Не знаю, отчего я вдруг это сказала. Замерла, как кролик перед удавом, и сама себя обозвала дурой. Вот чего меня на откровения понесло?
Но Голем тут же ответил.
— Возможно, библиотекарем вы были бы куда лучшим.
Я хмыкнула, то ли соглашаясь, то ли сомневаясь в сказанном.
Попрощались мы тепло. Голем немного рассказал о редких видах цветов, едва не всучил мне горшочек, но я искренне ответила, что несчастное растение помрёт у меня через пару дней, и он передумал. Зато выдал маленький глиняный шарик с вкраплениями семян и строго наказал обязательно запихнуть бомбочку в чей-нибудь горшок. Я фыркнула, но пообещала. Даже захотелось пошалить, как в далёком детстве.
Уходила со смешанными ощущениями. Отчасти он меня пугал, видом и размером. А отчасти... Отчасти хотелось приходить сюда как можно чаще, и привести детей, и сообщить всему миру, что в маленьком магазинчике обитает очень страшный Голем, но с очень красивой душой.
На обратном пути я вышла на остановку раньше и нашла тот ларёк, в котором утром купила очень неудобный блокнот. И в этот раз скупила все упаковки семян, что лежали под стеклом уже не первый день. Я потребовала именно те, выгоревшие и некрасивые, что явно никто не купит. Продавщица смотрела на меня жалостливым взглядом, как на душевнобольную, но я лишь пожала плечами. Запихнула конвертики в сумку и по пути домой раскидывала эти несчастные семена то тут, то там. И улыбалась — действительно как сумасшедшая.
Всем ведь нужен шанс, верно?
Автор: Fox indometae
#сказка #фэнтези #фантастика #фантастический рассказ #рассказы #мистика #чудеса рядом
Больше интересных статей здесь: Мистика.
Источник статьи: Шанс нужен всем (рассказ).